Вадим Роговин - 1937

Именно подлинно социалистический дух, царивший в рядах ПОУМа, побуждал сталинистов распространять об этой партии злостные измышления. «Коммунисты утверждали, что пропаганда ПОУМ раскалывает и ослабляет правительственные силы, подвергая опасности исход войны… Сначала потихоньку, а потом всё более громко коммунисты стали заявлять, что ПОУМ вносит раскол в ряды республиканцев не по ошибке, а умышленно. ПОУМ был объявлен шайкой замаскированных фашистов, наймитов Франко и Гитлера, сторонниками псевдореволюционной политики, которая на руку фашистам… А это значило, что десятки тысяч рабочих, в том числе восемь или девять тысяч борцов, мёрзших в окопах, и сотни иностранцев, пришедших в Испанию сражаться с фашизмом, зачастую жертвуя налаженным бытом и правом вернуться на родину, оказались предателями, наёмниками врага. Эти слухи распространялись по всей Испании с помощью плакатов и других средств агитации, снова и снова повторялись коммунистической и прокоммунистической печатью во всём мире» [834] Там же. С. 82. .

По мере советского проникновения в Испанию там, по существу, развёртывались две гражданские войны. Одна — официальная война республиканцев с франкистами и вторая — тайная война против всех, кто разделял антисталинские настроения и не был склонен безоговорочно подчиняться приказам советских и коминтерновских эмиссаров.

Эта грязная война, уносившая из жизни множество честных и мужественных антифашистов и разобщавшая силы, выступавшие на стороне республики, явилась одной из главных причин военных неудач республиканцев. Другой причиной была внутренняя политика испанского правительства, отталкивавшая от революционной борьбы тысячи потенциальных борцов в Испании и во всём мире.

Описывая атмосферу первых месяцев гражданской войны, Эренбург подчёркивал, что не только рабочие, но и «мелкая буржуазия, крестьянство, интеллигенция ненавидели испанскую военщину, которая попирала национальную гордость… Слово „свобода“, давно обесцененное во многих странах Европы, здесь ещё вдохновляло всех» [835] Эренбург И. Собр. соч. Т. 9. С. 101. .

Испанская республика пользовалась активной поддержкой во всём мире. На стороне республиканцев выступали не только такие замечательные испанские писатели, как Гарсиа Лорка (зверски убитый фашистами) и Рафаэль Альберта, но и прибывшие в эту страну Пабло Неруда, Андре Мальро, Николас Гильен, Джон Дос Пассос, Антуан Сент-Экзюпери, видные политические деятели (Пьетро Ненни, Луиджи Лонго и многие другие).

Логика классовой борьбы неумолимо требовала превращения испанской революции в социалистическую. Именно вокруг этого вопроса развёртывалась политическая борьба в рядах республиканцев.

Сопротивление мятежникам с первых дней сопровождалось активными революционными действиями испанских трудящихся. Крестьяне захватывали помещичью землю. Рабочие национализировали заводы и транспорт. Как только вспыхнул мятеж, они потребовали раздачи им оружия из правительственных арсеналов, на что власти, хотя и с неохотой, вынуждены были пойти. Создавались органы рабочей власти: революционные комитеты, рабочие патрули, сменившие старую буржуазную полицию, отряды рабочего ополчения, организуемые профсоюзами. Революционный характер событий в Испании вызывал крайнее беспокойство «либералов» в капиталистических странах. Раскрывая классовые причины этого беспокойства, Д. Оруэлл, принимавший активное участие в испанской войне, писал: «Иностранные капиталовложения играли в испанской экономике очень важную роль. Например, в Барселонскую транспортную компанию было инвестировано десять миллионов английских фунтов, а тем временем профсоюзы реквизировали весь транспорт в Каталонии. Если бы революция пошла дальше, не было бы никакой компенсации убытков или она составила бы ничтожные суммы» [836] Оруэлл Д. Памяти Каталонии. С. 65—66. .

Испанская компартия, как это ни казалось парадоксальным на первый взгляд, занимала сходную позицию и делала всё, чтобы предотвратить дальнейшее развитие революции. Её лидеры утверждали, что следует стремиться не к социальной революции и захвату власти рабочими, а к защите буржуазной демократии. В условиях, когда «страна находилась в переходном состоянии и могла либо взять курс на социализм, либо вернуться в положение обыкновенной капиталистической республики» [837] Там же. С. 67. , они упорно отстаивали нереволюционный путь. Такая линия диктовалась Москвой, по указке которой коммунистическая печать пропагандировала следующие лозунги: «В настоящее время единственно важная цель — это победа. Без победы в войне всё теряет свой смысл, а поэтому теперь не время говорить о расширении революции… На нынешнем этапе мы боремся не за диктатуру пролетариата, мы боремся за парламентскую демократию. Тот, кто пытается превратить гражданскую войну в социалистическую революцию, помогает фашистам и, если не умышленно, то объективно является предателем» [838] Там же. С. 76. .

Такая линия прямо вытекала из сталинской международной стратегии. «Единственной неожиданной особенностью испанской ситуации, вызвавшей массу недоразумений за пределами страны,— писал Оруэлл,— было то, что коммунисты занимали в рядах правительства место не на крайне левом, а на крайне правом фланге. В действительности ничего удивительного в этом не было, ибо тактика коммунистических партий в других странах, прежде всего во Франции, со всей, очевидностью показала, что официальный коммунизм следует рассматривать, во всяком случае в данный момент, как антиреволюционную силу. Политика Коминтерна в настоящее время полностью подчинена… обороне СССР, зависящей от системы военных союзов… Ключ к линии коммунистической партии любой страны — военные связи — настоящие или потенциальные — этой страны с Советским Союзом… Коммунистическая „линия“ в Испании совершенно очевидно зависела от того факта, что Франция, союзница России, не хотела иметь в лице Испании революционного соседа» [839] Там же. С. 72—73. .

Такая политическая стратегия и тактика вызвала отчуждение множества потенциальных борцов от испанской гражданской войны. «После того как война в Испании превратилась в „войну за демократию“,— подчёркивал Оруэлл,— стало невозможным заручиться массовой поддержкой рабочего класса зарубежных стран. Если мы готовы смотреть в лицо фактам, мы вынуждены будем признать, что мировой рабочий класс относился к войне в Испании равнодушно. Десятки тысяч прибыли в Испанию, чтобы сражаться, но десятки миллионов апатично остались позади. В течение первого года войны в Англии было собрано в различные фонды „помощи Испании“ всего около четверти миллиона фунтов, наверное, вдвое меньше суммы, расходуемой еженедельно на кино. Рабочий класс демократических стран мог помочь своим испанским товарищам забастовками и бойкотом. Но об этом не было даже речи. Рабочие и коммунистические лидеры во всех странах заявили, что это немыслимо; они были несомненно правы — ведь они в то же время во всю глотку орали, что „красная“ Испания вовсе не „красная“. После первой мировой войны слова „война за демократию“ приобрели зловещее звучание. В течение многих лет сами коммунисты учили рабочих всего мира, что „демократия“ — это всего навсего более обтекаемое определение понятия „капитализм“. Сначала заявлять: „Демократия — это обман“, а потом призывать „сражаться за демократию“ — тактика не из лучших».