Вадим Роговин - Мировая революция и мировая война

В прениях по докладу Жданова приводились многочисленные примеры «избиения честных большевистских кадров». Так, рассказывалось о том, что уполномоченный ЦК КП Белоруссии Земцев выехал в один из районов республики, где приказал арестовать секретаря райкома, а остальным членам райкома передал составленный им список коммунистов, подлежащих исключению из партии. К вечеру этого дня было исключено 17 человек, у которых Земцев отобрал партбилеты. В одной из парторганизаций не исключённым остался только один человек, которому Земцев заявил, что его исключат позже, так как сейчас некому голосовать за исключение. Затем он отобрал у членов райкома ключи и печати, сдал их в районное отделение НКВД и, опечатав здание райкома, уехал, ликвидировав, таким образом, районный комитет партии [136] Там же. С. 569. .

В одном из райкомов Киева создавались специальные комиссии по сбору компрометирующих материалов на членов и кандидатов в члены партии. Этими комиссиями было собрано 1014 клеветнических заявлений. В другом районе были поданы компрометирующие заявления на 63 % членов районной парторганизации, а в парторганизации Академии наук, где состояло на учёте 130 коммунистов, были поданы клеветнические заявления на 111 человек [137] Там же. С. 595. .

В выступлениях делегатов приводились вопиющие примеры иррационального поведения людей, увлёкшихся поиском «врагов народа». Так, сообщалось о заявлении в обком партии, подписанном фамилией «Збрежевский» и содержавшем обвинения против группы работников партийного аппарата. При проверке заявления обнаружилось, что человека с такой фамилией в этой области вообще не существует, а заявление было написано неким Семида, работавшим завотделом одного из сельских райкомов партии. Когда этот «сигнализатор» был пойман с поличным, выяснилось, что он не был даже уверен в существовании некоторых названных им в заявлении людей [138] Там же. .

На одном из ленинградских заводов один человек подал большое количество заявлений на коммунистов, в каждом из которых обвинялось по 20 и более человек — тех, кто работал вместе с ним, и тех, кто жил с ним в одной квартире. Писал он даже о том, что его соседи разговаривают между собой шепотом, а это означает, что они утаивают что-то от партии.

Ещё более поразительным был приведённый на съезде факт, когда в Ленинградском индустриальном институте один член партии подал 19 заявлений и «сигналов», а двадцатое заявление написал на себя. В этом заявлении он писал, что его дядя оказался врагом народа и репрессирован органами НКВД. «При проверке заявления на месте оказалось, что этот дядя вовсе не враг и не был репрессирован органами НКВД, а просто заболел и умер. ( Смех. )» [139] Там же. С. 575.

Смехом делегаты встречали и сообщения о том, по каким поводам коммунисты исключались из партии. Так, Бойцов рассказал, что в одной из парторганизаций был исключён член партии Пирогов за то, что он на занятии политкружка сказал, что Иван Грозный был умным царём. «В организации стали рассуждать: как это так, Иван Грозный — царь, и вдруг умный; все цари — дураки и Иван Грозный в том числе, а раз Пирогов его хвалит, то исключить его из партии. ( Смех. )» [140] Там же. С. 563. Такое же веселье зала вызвало сообщение о том, что кандидата партии Могильнера исключили за совершение над родившимся ребенком религиозного обряда (обрезания); «однако непредвиденным обстоятельством для клеветников оказалось то, что у т. Могильнера родился не мальчик, а девочка» [141] Там же. С. 569. .

Разумеется, подобные разоблачения «перегибов» отнюдь не означали прекращения изуверской практики органов НКВД. Напротив, в январе 1939 года, когда руководители местных партийных организаций начали ставить в вину работникам НКВД применение истязаний к арестованным, Сталин направил секретарям республиканских и областных партийных комитетов, наркомам и начальникам областных управлений НКВД письмо, в котором «разъяснял», что использование методов физического воздействия допущено с разрешения ЦК и эти методы должны «обязательно применяться и впредь» [142] Реабилитация. Политические процессы 30—50-х годов. М., 1991. С. 40—41. . Данная директива вплоть до смерти Сталина служила документом, на котором основывалась практика «органов». 17 июня 1947 года министр госбезопасности Абакумов в докладной записке, адресованной Сталину, сообщал: «В отношении изобличённых следствием шпионов, диверсантов, террористов и других активных врагов советского народа, которые нагло отказываются выдать своих сообщников и не дают показаний о своей преступной деятельности, органы МГБ, в соответствии с указанием ЦК ВКП(б) от 10 января 1939 года, применяют меры физического воздействия» [143] Источник. 1994. № 6. С. 114. .

Этим «указанием» руководствовались и местные партийные работники, осуществлявшие «контроль» за деятельностью НКВД. Бывший заместитель начальника Ивановского УНКВД по милиции Шрейдер в своих воспоминаниях рассказывал, как в 1939 году секретарь Ивановского обкома Седин, недавно назначенный на этот пост, принимал участие в допросах бывших руководящих работников обкома, на которых они отказались от выбитых у них показаний. Однако после этого Седин завизировал «расстрельные» и иные приговоры, вынесенные этим людям. О том, как реагировал Седин на сообщения заключённых о зверствах их тюремщиков, Шрейдер рассказывал на собственном примере. Однажды в кабинет, где происходил его допрос, вошел «человек лет под сорок, плотного телосложения, свежевыбритый, пышущий здоровьем и благополучием… На груди у Седина красовался орден Ленина». Шрейдер, уверенный в том, что новый секретарь обкома наведет справедливость в его деле, показал Седину раны от пыток. «Что вы мне демонстрируете свои раны,— с гримасой неудовольствия сказал Седин.— Ведь Алексей Максимович Горький сказал: „Если враг не сдается, его уничтожают!“» [144] Шрейдер М. НКВД изнутри. Записки чекиста. М., 1995. С. 187, 206—207.

После устранения Ежова продолжались, хотя и с меньшей интенсивностью, аресты, в том числе выдающихся деятелей советской культуры. Так, был арестован Михаил Кольцов, бывший одним из самых преданных Сталину людей. В книге «Гибель всерьёз» Луи Арагон привёл фразу, сказанную ему Кольцовым перед отъездом из Парижа: «Запомните последние слова, которые вы слышали от меня. Запомните, что Сталин всегда прав» [145] Иностранная литература. 1988. № 4. С. 172. .

По-видимому, арест Кольцова, действовавшего в Испании в качестве сталинского эмиссара, объяснялся тем, что он слишком много знал о преступлениях, чинимых там сталинской агентурой. Послушно выполняя в Испании все указания Сталина, Кольцов проявлял временами собственную инициативу и даже посетил однажды под видом латиноамериканского корреспондента штаб-квартиру ПОУМа (см. гл. XXIV). Хотя Кольцов сообщил о своём визите только близким товарищам, не переставая при этом «яростно громить поумовцев» [146] Михаил Кольцов, каким он был. М., 1989. С. 446. , сам факт его непосредственного контакта с деятелями ПОУМа не мог не вызвать у Сталина самой недоброжелательной реакции. Как можно судить по некоторым архивным документам, с самого начала пребывания Кольцова в Испании за ним велась неусыпная слежка. Так, в начале 1937 года секретные агенты Коминтерна сообщали, что некий Рудольф Зелке, вышедший из КПГ в 1928 году и «выступающий как яростный враг советской власти и Коммунистического Интернационала», получил пост в министерстве пропаганды провинции Валенсия «благодаря посредничеству тов. Кольцова… Данные относительно связей Рудольфа Зелке и Кольцова подтверждены представителем ТАСС и тов. Канторовичем — редактором газеты „Le Volontaire de la Liberte“» [147] РЦХИДНИ. Ф. 545. Оп. 2. Д. 145. Л. 55, 72. .