Вадим Роговин - Мировая революция и мировая война

Троцкий делал вывод, что крушение Чехословакии означает крушение международной политики, которую Советский Союз проводил с 1933 года. «Московская идея „союза демократий“ для борьбы с фашизмом оказалась безжизненной фикцией. Никто не хочет воевать ради абстрактного принципа демократии; все воюют из-за материальных интересов. Англия и Франция предпочитают удовлетворять аппетиты Гитлера за счёт Австрии и Чехословакии, а не за счёт своих колоний».

Прогнозируя дальнейшее развитие международных событий, Троцкий замечал, что «компромисс на трупе Чехословакии ни в малейшей степени не обеспечивает мира, а только создаёт для Гитлера более благоприятную базу для предстоящей войны. Полёты Чемберлена под небесами войдут в историю как символ тех дипломатических конвульсий, которые переживала разобщённая, жадная и бессильная империалистическая Европа накануне новой бойни, которая готовится залить кровью всю нашу планету» [376].

Этот прогноз Троцкий повторил в статье «Свежий урок (К вопросу о характере предстоящей войны)», написанной сразу после мюнхенского соглашения. Здесь он выражал уверенность в том, что «мюнхенский квартет так же мало способен охранить мир, как и никогда не существовавший „фронт демократий“» [377].

Касаясь реакции советской пропаганды на события, произошедшие после мюнхенского сговора, Троцкий писал: «Московские фальсификаторы поражают ныне своего бывшего демократического друга Бенеша дешёвыми проклятиями за то, что он преждевременно „капитулировал“ и помешал Красной Армии разгромить Гитлера, независимо от поведения Франции. Эти театральные громы только ярче освещают бессилие и лживость Кремля. Кто же вас заставлял верить Бенешу? Кто вынуждал вас сочинять миф о „союзе демократий“? Кто помешал вам, наконец, в критические часы, когда вся Чехословакия кипела котлом, призвать пролетариат Праги овладеть властью и послать ему на помощь Красную Армию? …На примере Чехословакии все малые государства и особенно все колониальные народы должны понять, какой помощи они могут ждать от Сталина» [378].

Подчёркивая, что источник пораженческой политики находится в Кремле, Троцкий утверждал, что «можно с уверенностью ждать теперь попыток советской дипломатии сблизиться с Германией ценою дальнейших отступлений и капитуляций» [379].

Недальновидные буржуазные политики и журналисты были склонны объяснять это предостережение Троцкого его пресловутой личной ненавистью к Сталину. Для тех же, кто был посвящён в зигзаги тайной дипломатии тоталитарных государств, оно не могло показаться преувеличением. Уже в первые дни после мюнхенского соглашения советник германского посольства в Москве Типпельскирх писал в МИД Германии: «Обращаясь к области политического прогноза, нельзя отказаться от мысли, что Советский Союз перестроит свою внешнюю политику… Я не считаю невероятной гипотезу, что современное положение открывает благоприятные возможности для нового и более широкого экономического соглашения Германии с СССР» [380].

Определённые сложности в отношениях СССР и Германии наметились в конце 1938 — начале 1939 года в связи с кампанией по поводу возможности создания т. н. «Великой Украины». Эта кампания была связана с тем, что одним из последствий Мюнхенского соглашения и расчленения Чехословакии стало создание марионеточной «Независимой Карпатской Украинской республики» с «автономным правительством». Вслед за этим на Западе стали распространяться сообщения о предстоящем «воссоединении» Германией Закарпатской Украины с советской Украиной путём поглощения последней и включения её в состав «Великой Украины». Эта тема активно обсуждалась на Западе, поскольку было хорошо известно, что на протяжении длительного времени влиятельная группа национал-социалистов, возглавляемая А. Розенбергом, выступала за захват советской Украины и включение её в германскую империю.

На протяжении нескольких месяцев «украинская тема» оживлённо дебатировалась в мировой печати, на дипломатических переговорах и в дипломатической переписке. 15 декабря 1938 года французский посол в Германии Кулондр писал министру иностранных дел Бонне, что «вот уже примерно в течение десяти дней весь национал-социалистический аппарат говорит об Украине… Пути и средства, кажется, ещё не разработаны, но сама цель, кажется, представляется уже установленной — создать великую Украину, которая стала бы житницей Германии». Активизацию вопроса об Украине Кулондр объяснял переживаемыми Германией продовольственными трудностями. «Чтобы поддержать и усилить предвоенную экономику,— писал он,— нужны житница, шахты, рабочая сила; Украина — вот путь к империи» [381].

В телеграмме Литвинову от 14 декабря 1938 года советник посольства СССР в Германии Астахов писал, что тема Украины, находящая отражение в германской печати, «является сейчас одной из самых модных в Берлине». Об актуальности украинской «проблемы» открыто говорят как «низовые чернорубашечники, так и высокопоставленные официальные лица. Решение проблемы мыслится в плане создания „единой Украины“ из всех частей, включая советскую» [382].

«Украинская проблема», как сообщал в Москву посол в Англии Майский, гораздо больше муссировалась в Англии и Франции, чем в Германии. «Из того, что я слышал и наблюдал на протяжении минувших двух месяцев,— писал он,— с полной определённостью вытекает заключение, что чемберленовские круги сознательно раздувают „украинское направление“ германской агрессии, стремясь подсказать Гитлеру именно такой ход» [383]. Несколько ранее Майский сообщал, что «в британских правительственных кругах… сейчас очень популярна концепция, согласно которой ближайший удар Гитлера будет на восток, в частности против Советской Украины» [384]. Из этого прогноза советник Чемберлена Вильсон в беседе с Майским делал вывод, что «Англии в ближайшем будущем не угрожает война». «Весьма вероятно,— суммировал высказывания английских политических деятелей Майский,— что если не весь кабинет в целом, то, по крайней мере, отдельные члены британского правительства поощряют Гитлера в сторону „восточной экспансии“» [385]. Аналогичные сообщения в Москву шли из Парижа от советского посла Сурица, который писал, что многие французские политические деятели придерживаются мнения о серьёзности германских приготовлений и намерений в отношении Украины, которая явится наиболее вероятным и ближайшим объектом германской экспансии [386].

В дипломатических документах не зафиксировано ни одного факта официальных либо неофициальных бесед деятелей третьего рейха на тему «Великой Украины» с представителями Англии и Франции. «Украинская тема» была затронута лишь на переговорах Риббентропа с польским министром иностранных дел Веком, которые состоялись 6 и 26 января 1939 года. В первой беседе Риббентроп говорил о необходимости присоединения Данцига к Германии и строительства через польскую территорию экстерриториальной автострады и железной дороги, соединяющих основную часть Германии с Восточной Пруссией. Далее он сообщил, что Гитлер «уже изложил нашу отрицательную позицию в отношении Великой Украины» и спросил Бека, не отказалось ли польское правительство от претензий маршала Пилсудского на Украину. На это Бек ответил, что поляки «уже были в самом Киеве и что эти устремления, несомненно, всё ещё живы и сегодня» [387].