Коллектив авторов - Нравственность капитализма. То, о чем вы не услышите от преподавателей

Для альтруиста человеколюбие – первостепенный этический принцип, и реализовывать его следует вплоть до самопожертвования, по принципу «отдай последнюю рубашку». Отдавать – ваш нравственный долг, независимо от любых других ценностей, что вы исповедуете, и от того, имеет ли право на вашу помощь тот, кому вы ее оказываете. Для эгоиста человеколюбие – один из многих способов реализации наших ценностей, включая ту ценность, которую имеет в наших глазах благополучие других людей. Делать это следует в контексте других ценностей, которые исповедует человек, по принципу «отдавать, когда это кому-то действительно поможет». Это не долг, и тот, кто получает помощь, не имеет на нее прав. Альтруист рассматривает человеколюбие как искупление вины, предполагая, что в таланте, успехе, продуктивности и богатстве есть нечто греховное или подозрительное. Эгоист рассматривает перечисленные характеристики как достоинства и считает щедрость по отношению к другим проявлением гордости за то, что мы ими обладаем.

Четвертая революция

В начале статьи я отметил, что капиталистический строй стал результатом трех революций, каждая из которых представляла собой радикальный разрыв с прошлым. Политическая революция утвердила приоритет прав личности и принцип, согласно которому государство должно быть слугой человека, а не его хозяином. Экономическая революция принесла с собой понимание роли рынка. Промышленная революция резко расширила возможности применения плодов нашего интеллекта в производственных целях. Но порвать с прошлым в этическом плане человечество так и не сумело. Принцип, согласно которому способности индивида являются общественным достоянием, несовместим со свободой. Чтобы свободное общество сохранилось и процветало, необходима четвертая революция, которая утвердила бы моральное право человека жить ради себя.

Людвиг Лахманн

Кто сегодня усомнится в правоте профессора Мизеса, еще 30 лет назад указавшего, что любое вмешательство политической власти в экономику влечет за собой и дальнейшее вмешательство, необходимое для предотвращения неизбежных негативных последствий этого первого шага? Кто станет отрицать, что для функционирования командной экономики необходима инфляционная обстановка, и кто сегодня не знает, какими пагубными результатами оборачивается «контролируемая инфляция»? Хотя некоторые экономисты пустили в оборот панегирический термин «обычная инфляция», обозначающий постоянную инфляцию, с которой мы все так хорошо знакомы, это вряд ли сможет кого-то обмануть. И без недавнего примера с возрождением Германии было понятно, что рыночная экономика даже в самых неблагоприятных условиях способна создать порядок из «контролируемого административными методами» хаоса. Форма организации экономики, основанная на добровольном сотрудничестве и всеобщем обмене знаниями, по определению превосходит любую иерархическую систему, даже если в рамках последней возможна рациональная проверка квалификации тех, кто отдает приказы. Люди, способные внимать голосу разума и опыта, осознавали этот факт и раньше, а те, кому это не по силам, вряд ли поймут и теперь.

Столкнувшись с этой ситуацией, оппоненты рыночной экономики изменили свою позицию: теперь они выступают против нее, исходя не из экономических, а из социальных соображений, обвиняют рынок не в неэффективности, а в несправедливости. Сегодня эти критики рассуждают об «искажающих эффектах» владения богатством и утверждают, что «плебисцит рынка подтасовывается многократным голосованием». Они пытаются показать, что распределение богатства воздействует на производство и структуру доходов, поскольку обладатели богатства не просто получают «несправедливо большую» долю общественного дохода, но и влияют на ассортимент продукции: производится слишком много предметов роскоши и слишком мало предметов первой необходимости. Более того, поскольку большая часть сбережений приходится на долю тех же владельцев, они определяют и темпы накопления капитала, а значит, и экономического прогресса.

Некоторые из этих оппонентов не отрицают полностью того факта, что распределение богатства в какой-то степени является накопительным результатом действия экономических сил, но утверждают: это накопление происходит таким образом, что настоящее становится «рабом» прошлого – анахронистического и произвольного фактора. Сегодняшнее распределение доходов определяется сегодняшним распределением богатства, и даже несмотря на то что сегодняшнее богатство частично накоплено вчера, оно было накоплено в результате процессов, отражающих влияние позавчерашнего характера распределения богатства. В основном эта аргументация противников рыночной экономики основана на институте «наследования», которому, как они нам внушают, обязаны своим богатством большинство нынешних владельцев.

Этот аргумент сегодня, судя по всему, пользуется большой популярностью – даже у многих искренних сторонников экономической свободы. Эти люди поверили в то, что «перераспределение богатства», в частности в форме налога на наследство, привело бы к общественно полезным экономическим результатам при отсутствии негативных последствий. Более того, поскольку подобные меры помогут освободить настоящее от «мертвой руки» прошлого, они будут способствовать корректировке нынешних доходов в соответствии с нынешними потребностями. Распределение богатства – это параметр рынка, и изменив параметр, мы можем изменить результат, не вмешиваясь в действие рыночного механизма! Из этого следует, что рыночный процесс дает «социально приемлемые» результаты только в том случае, если он сопровождается постоянными политическими мерами, направленными на перераспределение существующего богатства.

Этой точки зрения, как мы уже отмечали, сегодня придерживаются многие, включая и некоторых экономистов, осознающих превосходство рыночного хозяйства над командной системой и негативную роль государственного вмешательства, но недовольных социальными последствиями, которыми, по их мнению, оборачивается функционирование рыночной экономики. Они готовы принять рыночную экономику только в сочетании с подобной перераспределительной политикой.

Настоящая статья посвящена критике основ подобной точки зрения.

Во-первых, в логическом плане вся эта аргументация построена на словесной путанице, связанной с расплывчатостью понятия «параметр». В просторечии, а также в большинстве научных дисциплин, например в статистике, слово «параметр» означает нечто «заданное» для нас, наблюдающих за происходящим в какой-либо конкретный момент времени. В этом смысле само собой разумеется, что в любой конкретный момент времени та или иная модель распределения богатства представляет собой параметр – по той простейшей причине, что она существует, а другие нет. Но в рамках теории равновесия, которая, хорошо это или плохо, играет столь важную роль в современной экономической мысли и очень во многом определяет ее содержание, слово «параметр» приобрело еще одно, совершенно иное значение: как необходимое условие равновесия, независимая переменная. «Параметры» во множественном числе означают совокупность необходимых и достаточных условий, на основе которых, когда все они становятся нам известны, мы без дополнительных усилий можем определить равновесную цену и количество товаров и услуг. Таким образом, в этом втором смысле распределение богатства вместе с другими параметрами становится детерминантой (хотя и не единственной) цен и количества различных услуг и товаров, являющихся предметом купли-продажи.