Игорь Дьяков - Под крылом Жириновского

Примерно неделю спустя после скандала вокруг операции «Фуллер» британский премьер, выступая в палате общин, во всеуслышание заявил, что он «с величайшим облегчением приветствует уход германских кораблей из Бреста». Объяснить это, на первый взгляд, странное заявление нетрудно: в то время разворачивалась ожесточенная битва за Атлантику, Гитлер прибегнул к испытанной стратегии «неограниченной подводной войны», Британия серьезно страдала от морской блокады, которая могла быть усилена за счет синхронных действий немецкого подводного флота и надводных кораблей. С такой точки зрения становится понятной заинтересованность британцев в перемещении столь сильной эскадры противника на какой-либо другой театр военных действий.

То есть ни сам Черчилль, ни высокие чины Адмиралтейства не были реально заинтересованы в успехе операции «Фуллер», так как ее успех означал бы отступление немецких кораблей обратно в Брест и их дальнейшие действия против Британии.

Если вспомнить один показательный эпизод из истории Первой мировой войны, то такое предположение выглядит вполне обоснованно. В августе 1914 года, когда тот же Черчилль занимал пост морского министра, немецкая эскадра адмирала Сушона («Гебен» и «Бреслау») весьма схожим образом была пропущена британским флотом через Гибралтар для действий в Черном море против России. Как тогда, так и в 1942 году последствия для союзников в целом оказались очень тяжелыми. Именно эскадра адмирала Циллиакса сыграла значительную роль в катастрофе каравана PQ-17, что дополнительно осложнило обстановку на решающем, Восточном фронте Второй мировой войны.

«Молчаливое соглашение» в Салониках

В октябре 1944 года войска 3-го Украинского фронта завершили разгром противника в Болгарии и вышли к побережью Эгейского моря. Целью дальнейшего наступления советских войск являлся важный в стратегическом отношении город и порт Салоники. Именно здесь имел место беспрецедентный случай «молчаливого соглашения» между британским и германским командованием. В официальных исторических документах факт подобного соглашения нигде не упоминается. Тем не менее, его достоверность не вызывает сомнений, так как в качестве свидетеля выступает представитель высшего эшелона германского руководства – бывший министр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер.

В своих воспоминаниях Шпеер детально описывает факт передачи Салоник немецкими войсками британской армии, если так можно выразиться, «из рук в руки»: «Поздней осенью 1944 года британский флот отрезал от материка немецкие войска, базировавшиеся на греческих островах.

Несмотря на то что британцы полностью контролировали морские пути, немецким войскам разрешили погрузиться на корабли и отплыть на материк.

Некоторые немецкие суда проходили на расстоянии прямой видимости от британских военных кораблей. В качестве ответной услуги немецкая сторона согласилась использовать эти войска в обороне Салоник от русских и удерживать город до подхода британских войск». Причем полностью в курсе этой закулисной комбинации находилась ставка фюрера. Шпеер утверждает: «После окончания операции, проведенной по инициативе генерала Йодля, Гитлер заметил: «Мы больше никогда не согласимся на что-либо подобное»».

Чем же объяснялось столь некорректное (очень мягко выражаясь!) поведение британцев по отношению к своим союзникам? Ответ можно найти в воспоминаниях сэра Сэмюэла Оаре, виконта Темпльвуд, который в то время был британским послом в Испании. В своей книге «Посланник с особой миссией», опубликованной в Лондоне в 1946 году, он приводил фрагмент из дипломатической переписки с испанским правительством, где обсуждалось послевоенное будущее Европы. В ноте, направленной Сэмюэлом Оаре министру иностранных дел Испании Хордане 25 февраля 1943 года, среди прочего подчеркивалось: «России понадобится длительный период восстановления, на протяжении которого она будет в большой степени зависеть от экономической помощи Британской империи и США. На момент окончания войны на континенте будут находиться большие армии англичан и американцев. Что же касается нас, то после войны Великобритания станет самой сильной страной Европы. Влияние Британии будет сильнее, чем когда-либо со времен Наполеона».

Если вспомнить, что Черчилль, вопреки возражениям не только Москвы, но и Вашингтона, настаивал на открытии второго фронта на Балканах, то мотивы «молчаливого соглашения» становятся понятны.

Однако в 1944 году Салоники были, увы, не единственным примером такого рода двойной политической игры. Несколькими месяцами ранее эта британская политика стала причиной Варшавской трагедии.

Варшавская трагедия

27 июля 1944 года войска 1-го Белорусского фронта, завершив разгром главных сил группы армий «Центр» в ходе операции «Багратион», вышли к Висле и освободили Прагу – предместье Варшавы на левом берегу. Казалось, полное освобождение столицы Польши от оккупантов являлось делом ближайших не то что дней, а часов. Но именно в этот момент в Варшаве произошло восстание под руководством генерала Бур-Коморовского. Как отмечал в воспоминаниях тогдашний начальник Генерального штаба вермахта Гейнц Гудериан: «В Берлине очень опасались косвенного сотрудничества между восставшими поляками и подступавшими русскими».

Однако Бур-Коморовский даже косвенно сотрудничать с русскими не собирался. Маршал Советского Союза Г.К. Жуков в «Воспоминаниях и размышлениях» писал: «Было установлено, что командование 1-го Белорусского фронта, командование 1-й армии Войска Польского не были заранее предупреждены Бур-Коморовским о готовящемся восстании. С его стороны не было сделано попыток увязать выступление варшавян с действиями 1-го Белорусского фронта». Почему?

Как известно, Уинстон Черчилль вынашивал планы воссоздания прежнего польского государства под руководством находившегося в Лондоне эмигрантского правительства генерала Сикорского, о чем британский премьер прямо объявил на Ялтинской конференции несколько месяцев спустя после подавления Варшавского восстания.

Немцы же были прекрасно осведомлены о разногласиях в стане союзников по польскому вопросу и не преминули воспользоваться этим в собственных интересах.

Обратимся вновь к воспоминаниям Гудериана. Вот что он писал о ситуации, связанной с Варшавским восстанием: «Не подлежит сомнению, что восставшие поляки декларировали верность польскому правительству в изгнании, которое находилось в Лондоне, откуда они и получали приказы. Восставшие представляли интересы консервативных и ориентированных на Запад кругов польского общества. Возможно, Советский Союз не хотел их усиления в случае успешного восстания и захвата столицы. Но это дело союзников – самим разбираться между собой. Для нас имело значение только то, что русские остановили свое наступление на линии Вислы, и мы получили передышку».