Дмитрий Рогозин - Враг народа

Заседание подошло к концу. Все стали из-за стола и начали прощаться с председательствующим на Совбезе Владимиром Путиным. Я тоже подошел к нему, чтобы передать отчет о работе нашей делегации в Страсбурге. Президент взглянул на отчет и спросил: «А, может, все-таки не надо было ехать туда?». Я понял, что до меня с ним уже встретился министр иностранных дел. «Нет, не согласен. Мы дали бой, потому что уверены в своей правоте», — ответил я. «Может, вы и правы». Путин пожал плечами, и мы попрощались.

По моему предложению Государственная Дума приняла в отношении ПАСЕ следующее решение. Во-первых, до тех пор, пока права российской делегации не будут восстановлены в полном объеме, нашей ноги там не будет. Только лидер делегации получал полномочия обсуждать с руководством ПАСЕ сроки и условия разблокирования сотрудничества.

Во-вторых, Дума не отказывалась от контактов с Ассамблеей по вопросам, представляющим совместный интерес, в том числе по поиску взаимопонимания по чеченскому вопросу. В этой связи я предложил создать совместную рабочую группу Госдума — ПАСЕ, которая могла бы регулярно посещать Чечню и «снимать озабоченность» у наших европейских коллег. Страсбург на это клюнул.

В итоге, возглавляя международный комитет, большую часть своего времени я стал проводить на территории Чеченской Республики, сопровождая всевозможные иностранные делегации и докладчиков по этому больному в наших отношениях с внешним миром вопросу.

Для меня это уже был опыт совсем иного характера, поскольку приходилось общаться с бывшими боевиками, перешедшими на сторону Москвы. Среди них особенно выделялся Ахмат Кадыров, на которого Кремль сделал главную ставку в чеченском урегулировании. На первый взгляд только что назначенный главой Чечни бывший муфтий казался человеком необузданного нрава, но это было ложное впечатление. Кадыров-старший оказался хорошим психологом, понимал, чего от него хотят в Москве, видел ограничения, наложенные на него федералами, и ни разу не выбегал за флажки.

Именно он начал переманивать с гор боевиков, выбивал под них амнистию, «под свою ответственность» брал их на работу в так называемые «правоохранительные органы» — короче говоря, легализовал под своим началом большую часть бандформирований. В Думе такому попустительству к бандитам сопротивлялись вместе со мной всего несколько человек. Остальные по просьбе Кремля не только голосовали за крайне сомнительное постановление об амнистии участников бандформирований, но еще и закрывали глаза на то, что вчерашние головорезы и душегубы получали право носить свое же оружие и служить в милиции и кадыровской гвардии. Поэтому Кадыров-старший лишь изображал покорность и лояльность России, а на самом деле «тихой сапой» добивался своего — независимости Чечни и установления собственных порядков.

Владимир Путин доверял ему, дорожил своими «политическими инвестициями» в новое руководство Чечни, отмахивался от предупреждений и нападок на бывшего муфтия со стороны силовиков и полномочного представителя в Южном федеральном округе генерала Виктора Казанцева, которому вражда с Кадыровым стоила должности.

Ко мне Кадыров-старший относился по-свойски, часто звал к себе на обед, давал свою машину и личную охрану для передвижения по республике, четко выполнял мои просьбы по работе с международными наблюдателями.

В марте 2001 года, во время очередной вылазки лорда Джадда в Чечню, вертолет, на котором я летел, сопровождая важного гостя, чуть не потерпел крушение. Мы заходили на посадку в станице Знаменская и, видимо, попали в «воздушную воронку», образованную винтом только что севшего вертолета сопровождения. Машина зависла на высоте примерно 70 метров и стала кружиться над землей. Спецназовцы, сопровождавшие нас, не выпуская из рук автоматы, попадали на стальной пол вертолета. Лица сидевших передо мной депутатов оцепенели от ужаса. Все вопросительно смотрели на меня, как будто я знал, что будет дальше.

В тот миг я подумал, что нас подбили, достал служебное оружие, передернул затвор и стал внимательно ждать дальнейшего развития событий. Левой свободной рукой я забросил свою спортивную сумку за спину. Почему-то мне казалось, что мягкие вещи — свитер и джинсы — помогут смягчить удар при падении вертолета. Странные мысли приходят в голову в секунды смертельной опасности!

Я еще раз посмотрел вниз. Люди казались мне насекомыми. Они разбегались в разные стороны от предполагаемого места падения нашей машины. Вдруг вращение вертолета остановилось, и он с глубоким креном стал уходить в сторону пустыря на окраине станицы.

Сели. Я все еще подозревал, что мы подверглись обстрелу с земли, и торопился покинуть машину. Дернув ручку аварийного сброса двери, я выдавил ее наружу и спрыгнул на сухую траву.

Метрах в 40–50 от вертолета, сразу в нескольких местах, тлела земля. В небо поднимались черные шлейфы дыма от подземного пожара чеченской нефти. Я присел на колено и, сжав обеими руками рукоятку пистолета, оглянулся вокруг. Никого.

Примерно через минуту дверь кабины пилотов открылась, и два офицера вслед за мной спрыгнули на землю. Они молча прошли мимо меня в сторону заднего винта, так же молча раскурили табак и уставились в пустоту. Я заглянул в пассажирскую кабину. Люди понемногу стали приходить в себя, некоторые уже успели оправиться от шока.

Одному депутату стало плохо — возможно, шалило сердце. Я буквально влил в него из фляги несколько глотков коньяка. Через минуту на его щеках выступил румянец. Неожиданно выросший как из-под земли микроавтобус ФСБ отвез нас в станицу, где наше спасение радостно приветствовали сотрудники районной администрации. О ЧП немедленно доложили Кадырову, и он тут же нашел меня по телефону.

Общаясь с чеченцами, я старался записывать некоторые собственные наблюдения, которые могли помочь в составлении психологического портрета этого народа. Без понимания особенностей психотипа вайнахов нашим политикам и военным вообще не стояло соваться в Чечню.

Армия любого государства должна быть готова не только умело стрелять и брать штурмом населенные пункты, но и удерживать их под своим контролем, выстраивая неконфликтные отношения с местным населением. Кроме того, знание некоторых тайн души иного народа вообще может позволить взять город без боя — правильный подход к национальному вопросу заменит встречный огонь цветами и симпатичными барышнями с подношением традиционных хлеба и соли.

Думая над этим, я все никак не мог взять в толк, почему Кремль бросал в чеченское пекло вчерашних русских школьников, не только не знавших, как выжить и победить, но где они вообще находятся и с кем имеют дело. Тогда я решил попробовать описать психологический портрет чеченского народа. Вот что у меня из этого получилось: