Даниил Краминов - Сумерки в полдень

И в течение долгих пятнадцати-двадцати минут Курнацкий с пафосом добровольного проповедника и щедростью старого учителя объяснял собравшимся в кабинете советника прописные истины. Они — Андрей Петрович, Дровосеков, Ракитинский, Гришаев, Грач, Звонченков — словом, все знали эти истины не хуже его, но слушали с вежливым и даже усердным вниманием, изредка улыбаясь или одобрительно наклоняя голову. Утомив всех своей мудростью, Курнацкий вдруг спохватился: слишком много времени потратил на них! У него предстояли важные встречи, и он надеялся, что присутствующие простят его, если он сейчас же, вместе с советником и Грачом, покинет их. Его охотно простили.

Некоторое время спустя Антона позвали к телефону. Подавая ему трубку, Краюхин заговорщически шепнул:

— Дама… Начала говорить по-английски, а потом по-русски.

— Прости, пожалуйста, — услышал Антон голос Елены. — Хотела посоветоваться с Виталием Савельевичем, но он, как мне сказали, «аут», поэтому беспокою тебя. У меня сегодня будут гости, и я не знаю, как и чем их угощать. Посоветуй…

— Не знаю, Лена, — сокрушенно признался Антон. — У меня за границей гостей еще не бывало.

— Тогда спроси наших, что и как делать.

Антон спросил Краюхина, но привратник вообще гостей не принимал, и Антону пришлось бежать в свою комнату, чтобы спросить Горемыкина и Звонченкова. Те посоветовали позвонить в гастрономический отдел соседнего универмага и заказать, что хозяйка считает желательным, а если она и этого не знает, то просто сказать, что нужна закуска на столько-то персон и примерно в такую-то цену; остальное они сделают сами. Вернувшись так же бегом в вестибюль, Антон передал Елене их совет и даже назвал номер телефона магазина, который оказался у Звонченкова. Елена поблагодарила и пригласила Антона тоже быть ее гостем. Лишь после этого Антон поинтересовался, кого это она решила угощать.

— Московских гостей, — ответила Елена. — Я же говорила, что в Женеве Виталия Савельевича и меня приглашал в ресторан Курнацкий, и Виталий Савельевич сказал ему, что если он, Курнацкий, окажется в Лондоне, то мы будем рады видеть его своим гостем. В самолете он напомнил об этом Виталию Савельевичу, и нам теперь отступать некуда. Пригласили, конечно, и Игоря Ватуева, и Андрея Петровича, но советник уже приглашен куда-то в другое место и считает, что там ему быть нужнее.

— Я не думаю, что московские гости обрадуются, увидев меня у вас, — заметил Антон.

— Но и не рассердятся. Ватуев считает себя твоим другом, а Курнацкому, наверно, все равно.

— Я же говорил тебе, что вызвал его недовольство в Берлине.

— По-моему, он не такой мелочный, чтобы помнить об этом.

— У подобных людей хорошая память на все, и к тому же он такое начальство…

— В своем доме я начальство, — прервала Елена со смешком, но решительно. — И гость, какой бы он ни был, не может указывать мне, кого приглашать, а кого не приглашать. Приходи обязательно, я буду ждать. Слышишь!

В ее голосе послышались ласковые и повелительные нотки. Антон еще раз поблагодарил за приглашение, но обещания прийти не дал. Он был уверен, что Курнацкому не понравится его появление у Елены: лишние глаза, лишние уши.

Однако под вечер в их комнату, где к тому времени Антон остался один, зашел Грач. Он пропадал весь день вместе с Курнацкий и Андреем Петровичем где-то в городе, выглядел усталым и еще более холодным. Грач внимательно и недоумевающе всмотрелся в лицо Антона.

— Звонила Елена, — сказал он, отведя глаза в сторону. — Она хочет, чтобы вы непременно были у нас сегодня. Она чувствует себя очень обязанной вам за помощь в дороге и хочет…

— Ну что вы! Что вы! — воскликнул Антон, перебив Грача. — Ничем она мне не обязана. Большое спасибо за приглашение, но я не могу прийти.

— Подождите! — резко остановил его Грач. — Она хочет, чтобы я привел вас, и я обещал ей. Будьте тут, я зайду за вами.

И, не ожидая ни согласия Антона, ни его возражений, Грач повернулся и вышел. Несколько ошеломленный, Антон опустился снова на стул. Хотя он ломал голову над тем, чем заняться вечером, ему вовсе не нравилось быть безвольной фигурой, которой распоряжаются другие. Он приготовился решительно отказаться, когда Грач зайдет за ним, но его решимости хватило ненадолго. Длинный вечер в отеле пугал его, а разговор о Москве, о друзьях и знакомых с Игорем Ватуевым где-нибудь в укромном уголке был бы очень кстати, и, когда часа полтора спустя Грач зашел в их комнату, Антон покорно поднялся и последовал за ним.

Московская улица была недалеко от полпредства, и они пошли пешком. Грач шагал молча, смотря себе под ноги. Антону хотелось заговорить с ним, но он не знал, с чего начать. Лишь пройдя больше половины дороги, он заметил, что Елене нравится жить на улице с таким родным названием, и Грач односложно подтвердил: да, нравится. Он даже не полюбопытствовал, как это Карзанов узнал, что нравится чужой жене. После этого Антон молчал до самого дома, где жили Грачи, молчал, пока поднимались в лифте, а затем стояли у закрытой двери, ожидая, когда Елена откроет на звонок.

Елена, увидев мужа и Антона, заулыбалась, воскликнув с излишним оживлением:

— Вас-то я и ждала. Помогите мне. Не могу справиться ни с консервными банками, ни с бутылками.

Грач молча снял пиджак, засучил рукава рубашки и пошел в кухню, не ободрив Антона ни словом, ни жестом. Все же Антон последовал его примеру: снял пиджак, засучил рукава и нерешительно ступил на порог кухни. Елена, надевшая белый передничек, подала ему большое блюдо с закуской и коротко скомандовала:

— В столовую!

В просторной комнате, служившей хозяевам и столовой и гостиной, был накрыт большой стол, и Антон поставил на него блюдо. Вернувшись к дверям кухни, он получил еще блюдо, потом еще и еще и затем помог перетаскать открытые Грачом бутылки, и вскоре все было готово к приему гостей.

Гости пожаловали, однако, с большим опозданием: задержались, как объяснил Курнацкий, скорее гордясь, чем извиняясь, у очень важной персоны, не пожелавшей рано отпустить своего старого знакомого. Он, Курнацкий, конечно, предпочел бы провести это время у такой очаровательной хозяйки, но интересы дела — важного дела, большого дела — требовали терпеливо выслушивать раздраженное и, казалось, бесконечное брюзжание старого, но влиятельного и много знающего человека. Сняв с помощью Ватуева и Грача легкое пальто, Курнацкий поправил перед зеркалом галстук, причесал рыжие волосы и необыкновенно густые и длинные брови. Затем, потрепав ладонью свою круглую, как донышко блюдца, лысинку на макушке, он двинулся в столовую таким уверенным шагом, будто был тут не гостем, а хозяином. Игорь Ватуев последовал за ним с той же уверенностью, и Грач поспешил за гостями. Антон остался в прихожей: его не пригласили в столовую, а пойти туда без приглашения он не осмелился. Наверно, он долго бы так простоял, если бы не Елена: пробегая на кухню, она увидела его.