Даниил Краминов - Сумерки в полдень

Он поднял кружку пива и, показав Пегги, что чокается с ней на расстоянии, спросил ее:

— Если бы я попросил вас пойти со мной в «Феникс» на эту пьесу, вы не отказались бы?

Пегги, поднявшая было свою кружку, опустила ее на столик и растерянно посмотрела на Антона.

— Если бы попросили… — повторила она. — Значит ли это, что вы действительно просите? Или?..

— Я прошу, прошу, — поспешно сказал он. — Если вы согласитесь, я достану билеты на ближайший спектакль.

— Я была бы в восторге, — произнесла она едва слышно.

— Ну и великолепно! — воскликнул Антон и снова показал Пегги, что чокается с ней.

Все утро — оно было мрачным и промозглым — Андрей Петрович пропадал где-то в городе и вернулся в полпредство еще более злым, чем уехал. Перед отъездом он обругал Краюхина, который напомнил ему, что вчера вечером звонили из Форин оффиса, чтобы сообщить время отлета премьер-министра в Мюнхен.

— Ну и что же? — сердито спросил Андрей Петрович, надевая шляпу.

— Насколько я понял, они хотели, чтобы кто-нибудь из полпредства приехал на аэродром проводить его, — с готовностью пояснил привратник. — Они назвали подъезд и номер выхода. — Он взял со стола листок блокнота и подал советнику. — Тут вот все записано.

— Все записано! — выкрикнул Андрей Петрович. — А за каким чертом?

Краюхин оторопело отступил к своему большому столу, глядя на советника с удивлением.

— Я только хотел напомнить, — виновато и озадаченно пробормотал он.

— Я ночь из-за этого не спал, утром чуть свет поднялся, черт бы их побрал! — раздраженно бросил советник.

Он вышел из вестибюля к ждавшей его у подъезда машине, хлопнув дверью, а вернувшись часа через два, прошел мимо Краюхина с такой сердитой стремительностью, что тот, глядя ему вслед, покачал головой не столько с осуждением, сколько с сочувствием: не в духе старик!

Все знали, советник расстроен, и потому входили по вызову в его кабинет с тревогой и опаской, а выйдя, торопливо и молча покидали полпредство, исчезая в дожде и тумане.

Антон видел, как уехал куда-то Ракитинский, за ним Ковтун, потом ушел Звонченков — ему машина не полагалась, — а за Звонченковым Горемыкин, который вопреки обыкновению не сострил на прощание, лишь сказал, что вернется не скоро. Оставшись в длинной и темной комнате один, Антон продолжал заниматься своим обычным делом — просмотром газет, опасаясь и в то же время страстно желая, чтобы советник вызвал и его. И когда, наконец, его позвали к советнику, он вошел в кабинет с беспокойством и удовлетворением.

Андрей Петрович был действительно хмур, усталое, постаревшее за бессонную ночь лицо побледнело и осунулось. Ответив на «Доброе утро!» Антона легким кивком, он молча указал на стул.

— Звонили друзья, — проговорил Андрей Петрович медленно и тихо, — и благодарили за ваше вчерашнее выступление в Излингтоне. Просили передать благодарность.

— Спасибо! — облегченно и обрадованно произнес Антон.

Андрей Петрович потянулся за конвертом, лежавшим в плетенной из проволоки корзиночке с надписью «Ин» — входящие, и, вынув из конверта фотографию, пододвинул по полированной крышке стола к Антону.

— Получили сегодня авиапочтой из Брюсселя, — сказал он. — В конверте ничего, кроме этой фотографии, не оказалось. Вам она что-нибудь говорит?

На фотографии были запечатлены столики под полосатым навесом на тротуаре у входа в здание с вывеской по обе стороны двери: «Метрополь» — известнейший в Брюсселе отель и ресторан в самом центре города, на пляс де Брюкер. Там Антон обедал с Жаном-Иваном Капустиным и был представлен его девушке Аде Гейс. Вглядываясь в людей, сидевших за столиками, он неожиданно для себя открыл, что лицо одного из них — квадратное, большеносое, с тяжелой нижней челюстью — знакомо: Зюндер, «фон Зюндер», как тот горделиво называл себя, знакомясь с соседями по купе в поезде Москва — Берлин.

— С этим, — Антон указал на Зюндера, — мы ехали из Москвы в одном поезде, а от Негорелого до Берлина даже в одном купе. Я запомнил его лицо и фамилию, но не думал, что это тот самый Зюндер, который вел переговоры от имени Круппа с лордом Овербэрри.

— А второй, надо полагать, и есть сиятельный лорд, работающий на компанию «Виккерс-Армстронг», — предположил Андрей Петрович.

— Надо полагать, — повторил Антон не очень уверенно.

Он не понимал, почему это важное для них доказательство связи двух компаний пришло хотя и быстро, но столь необычным путем. Боясь вызвать недовольство и без того раздраженного Андрея Петровича, Антон высказал недоумение: неужели нельзя было прислать снимок закрытой почтой с необходимыми пояснениями?

— Я думаю, у них не было иной возможности переслать нам фотографию быстро, — сказал Андрей Петрович. — Они решили, что в таком виде без подписей и пояснений она не вызовет подозрений, а мы сумеем разобраться в ней и использовать должным образом. И мы разберемся, — уверенно объявил Андрей Петрович. — Зюндера, как выражаются следователи, мы уже опознали. Осталось опознать его соседа. Вот этим вам и придется сейчас заняться. Вашему приятелю Фоксу нужна фотография, на которой должны быть точно указаны интересующие нас и его лица.

Андрей Петрович снова вложил фотографию в конверт и протянул его Антону:

— Действуйте!

Антон хотел было спросить, как действовать, но маленькие, глубоко сидевшие глаза уставились на него повелительно и сердито, и он, поднявшись со стула, согласно наклонил голову.

— Хорошо, Андрей Петрович!

В своей комнате Антон снова достал снимок из конверта и стал рассматривать его, раздумывая, кто мог бы опознать в соседе Зюндера лорда Овербэрри. Показать фотографию Ангелочку? Нет, этого делать не следовало. Вирджиния не должна знать, кем добыта фотография. Отыскать адрес лорда и самому отправиться к нему под каким-нибудь предлогом? И это, разумеется, не лучший выход: международные мошенники хитры, и лорд сразу догадается, зачем к нему явились из советского полпредства.

Краюхин принес только что доставленные почтальоном еженедельники. Антон начал рассеянно листать «Иллюстрированный Лондон», где наряду со снимками, отражающими текущие события, печатались фотографии свадеб, похорон, помолвок членов сиятельных английских семей: третий барон Чарльз Уилтон, сын виконта и леди Уилтон, обручился с леди Памелой Паркер-Рис, дочерью лорда и леди Паркер-Рис, лорд Брэдли и леди Брэдли, урожденная Катлин Мери Уоллер, праздновали серебряную свадьбу, а Роберт Трэнчил, старший сын сэра Трэнчила, поднимал бокал шампанского, чокаясь со своей нареченной леди Ритчи-Скотт, единственной дочерью второго виконта Ритчи-Скотта.