Евгений Додолев - The Взгляд

– Михал Сергеич, «Взгляд» – популярная программа, у нее очень высокий рейтинг.

Горбачев тогда громко отшутился:

– Вот когда у меня будет такой же высокий рейтинг, – улыбнулся он, – тогда и приду.

Все с пониманием нарисовали улыбки на ожидающих лицах. Подумалось, что этого уже не произойдет. Никогда. Я про рейтинг. Я, еще раз напомню, по воле случая находился в кабинете 12—31 (руководство «Взгляда»), когда хмурым вечером 10 января принесли распоряжение первого зампреда Гостелерадио Решетова о фактической, пусть и завуалированной, ликвидации программы.

А ведь с этой передачи для многих и началась Перестройка.

Началась уже не как по-маниловски беспечный проект, обсуждаемый на некой пицундской даче под бутылочку классного сухого винца из совминовских погребков, а как государственная политика.

Сенсации тогда были еженедельными: например, Сережа Ломакин выдал в эфир инфу о железнодорожной катастрофе; «били в набат» чиновники Министерства путей сообщения: «Кто разрешил?». Сейчас странно и смешно. Но именно «Взгляд», опередив коллег из державного «Времени» поведали соотечественникам о революциях в Румынии и Чехословакии.

Да, я был хунвейбином перестройки, я временами искренне верил тем, кому прокладывал дорогу наверх, к казне. И ни о чем не жалею, хотя моя собственная наивность меня уже не умиляет. Спустя некоторое время вернулся в эфир «Взгляд». Спустя… Спустя разборки у Белого дома и нервы августовские. Спустя… Зимой, после жаркого Августа, спустили в Кремле алый стяг большевистский. Но все это уже совсем другая история. Другая эра. А то, что началось тогда, как-то тихонько, шаг за шагом, съезд за съездом растворилось. Армия, которая навела изжогу на Тбилиси и Вильнюс – завязла в Грозном. Репортеры, бывшие рыцарями перестройки, теперь стали разменной монетой. Все печально, но закономерно. И по-другому уже не будет.

Кульминацией этого Начала стал знаменитый апрельский пленум 85-го. А закончилась Перестройка, по моему разумению, задолго до августа-91, в девяностом. Конечно, политологи могут иметь свое, более квалифицированное мнение. Но я отчего-то не люблю их, политологов. Не уважаю. И не верю. Лично для меня Перестройка, повторюсь, началась когда я, не будучи членом ВЛКСМ и не имея ни единого дня комстажа, смог устроиться в штат газеты МК и МГК ВЛКСМ «Московский комсомолец» (с тех пор чту Павла Гусева как редактора отважного и не управляемого властями).

Финал горбачевских подвижек я тоже меряю по персональным меркам, по меркам своей журналистской карьеры. Здесь считаю необходимым добавить, что журналюг я не люблю еще суровей, чем политологов, но песня сейчас не о том…. Итак, по мне, закрытие популярной в ту пору программы «Взгляд», с которой я сотрудничал, стало знаком, обозначившим выход Михал-Сергеича на финишную прямую…

В передаче «Взгляд», которую зрители должны были увидеть в пятницу, 11 января 1990 года, планировалось пять «комментов». По одному на каждый год перестройки (так и хочется сказать: пятилетки). Закадровый текст, произнесенный бодрым голосом Александра Любимова, должен был идти как бы поверх гигантских – во весь экран цифр (1985, …), в которых проскакивали вполне определенные картинки. То лицо Лигачева, то профиль Ельцина. То идущие по притихшей улице Горького размалеванные танки. Портреты Перестройки…

Конечно, в том табуированном выпуске отвязался режиссер Иван Демидов: связками для комментариев «Итоги» были снятые им зарисовки: в лесу (на самом деле рядом с телецентром) сидят Люби, Влад и Дима в тюремных робах; на снегу у костра и вспоминают «на зоне» о своих взглядовских временах!

Я процитирую отредактированные тексты тех запрещенных комментариев в порядке их появления в программе, которая так и не вышла в эфир.

«1985-й. Наш первый праздничный год. Год новых ожиданий. 24 февраля Черненко голосует на выборах в Верховный Совет РСФСР и местные Советы. Его уставшее от жизни тело с трудом вносят в фокус телекамеры. После многочисленных похорон за два предыдущих года классическая музыка вместо радиопрограммы «Опять 25» раньше, чем западные радиостанции, доносит весть об очередной смерти в Кремле. Стремительная смена в высшем эшелоне пробудила во всех нас дух настоящего оптимизма. И даже первый перестроечный указ «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения» ложится на радостную атмосферу ожиданий. На фоне политических рокировок народ стоит в очередях за спиртным, на фильм Абуладзе «Покаяние». Никто не кается и не будет, но созерцание приносит не меньшее удовлетворение и веру в нового лидера, которого уважают Запад и Восток. 85-й год – год великих ожиданий. ГОД ГОРБАЧЕВА».

Кирилл Разлогов писал в экспериментальной «Московской комсомолке», которую мы делали с Димой Быковы и Сашей Никоновым: «Что, собственно, произошло в 1985 году? Семидесятилетние партийцы, которые ранее безраздельно господствовали в стране, были хорошо устроены и могли ни о чем не беспокоиться до самой смерти. Их дети тоже были хорошо устроены.

Проблема пятидесятилетних, вышедших на авансцену вместе с Горбачевым и Яковлевым, заключалась в отчетливом осознании, что породившее их общество может просуществовать еще 20, максимум 30 лет, после чего неминуемо наступит крах всей экономической системы.

Эти люди уже не могли быть уверены в будущем своих детей. Поэтому они решили конвертировать свою политическую власть в деньги. Иными словами приватизировать свое социальное положение, и таким образом, передать своим детям нечто, что не будет подвержено политическим и прочим изменениям. Новый политический класс как раз и возник на идее превращения политической власти в личное благосостояние. Но при разделе пирога одни успели вовремя подсуетиться, а другие опоздали.

Страна же развивается абсолютно безотносительно к политическому классу. На всю эту возню в верхах она “плевать хотела”. Страна выкручивается сама, причем из любых тупиковых ситуаций. Даже тогда, когда политический класс делает все, чтобы это выкручивание оказалось невозможным. Держава движется вперед благодаря огромной жизненной силе самой страны и народа в целом. А энергия у народа такая, что слабосильному и слабовольному политическому классу ничего с ним поделать не удается.

Этого-то западные люди никак не могут понять. Они привыкли иметь дело с представителями влиятельной верхушки, предсказуемость которых всегда можно купить. В России же им приходится контактировать с партнерами, которые покупаются очень просто, но когда дело доходит до их собственных корыстных жизненных интересов, эти люди могут кинуть любого. А могут и убить».