Пирс Рид - Женатый мужчина

Он слышал по голосам в коридоре, что гости расходятся. Повернулся и снова подошел к камину. Посмотрел на часы: сославшись на выборы, он объявил, что должен будет сразу уехать в Лондон, но до ближайшего поезда из Кромера оставалось еще два часа. Он стоял спиной к камину, ощущая тепло в ногах от огня, и разглядывал корешки на книжных полках. Глаза выхватили вдруг «Смерть Ивана Ильича». Он подошел и взял книгу с полки, она была там, где он оставил ее летом, — между «Скоттом в Антарктиде» и «Оксфордским словарем личных имен». Подумать только, всего несколько месяцев назад какая-то выдуманная история могла до такой степени перевернуть ему душу, хотя реальная жизнь… Он раскрыл книгу, пробежал глазами страницы и вспомнил, как лежал тогда без сна, ненавидя Клэр, убежденный, что он умирает, а она будет жить вечно. И вот теперь… Как там все кончается? Он открыл последнюю страницу… «Он хотел сказать еще "прости", но сказал "пропусти" и, не в силах уже будучи поправиться, махнул рукой, зная, что поймет тот, кому надо». Да, конечно, этот человек умер раскаявшись. Как и Клэр. Джон захлопнул книгу и поставил ее на место.

Всеобщие выборы состоялись 28 февраля. К полуночи в избирательном округе Хакни-и-Харингей были подсчитаны голоса, и результаты объявлены в муниципалитете Хакни. Джон Стрикленд был избран большинством в 8328 голосов. Сторонники Джона приветствовали его дружным «ура», и он произнес короткую речь. После этого состоялся прием в помещении избирательного комитета, на который Джон явился с Паулой, не объясняя, кто она и что.

Он победил почти таким же большинством, что и О'Грэйди на выборах 1970 года, но уже к моменту объявления результатов стало ясно, что консерваторы по всей стране не получили поддержки, на которую рассчитывали: кандидаты от лейбористов и либералов прошли всюду с небольшим перевесом. На грубо сколоченном столе был установлен телевизор, и счастливые товарищи Джона оглашали помещение воплями восторга всякий раз, как объявлялись победные результаты по другим округам и при каждом появлении на экране лидера лейбористов Гарольда Вильсона, но это был рев футбольных болельщиков, чья команда ведет в счете, а не леденящий душу крик революционеров, взывающих к мести; помимо восторженной приподнятости от одержанной победы, Джон испытывал еще и чувство профессионального удовлетворения: его трезвый анализ общественного настроения оказался более точным, чем истерические прогнозы его друзей из среднего сословия.

Дети оставались в Бьюзи, и ночевать он поехал к Пауле на Пэрвз-Мьюз. Когда он проснулся в десять утра, он уже не гадал, где он: аромат кофе, доносившийся снизу, означал, что Паула встала; он спустился в халате на кухню, и там на столе его ждали утренние газеты.

— Мы не получили абсолютного большинства, — сказала ему Паула, — поэтому Хиту незачем слагать полномочия.

— И все-таки придется.

— Это зависит от либералов… — Она подала ему на тарелке яичницу с ветчиной. — Прими с поздравлениями, — сказала она, садясь за стол рядом с ним. — Ты был вчера великолепен, — продолжала она. — Я действительно гордилась тобой. Многие считали, что присутствуют при зарождении чего-то важного. Рядом со мной в зале кто-то сказал: «Этот далеко пойдет». Джон усмехнулся:

— Не жди от меня слишком многого.

— Я вообще ничего не жду. Оставайся таким, какой есть. Я говорила с твоим другом, лейбористом. Как его? Ну, журналист, у которого жена ирландка?

— Гордон?

— Вот-вот. Он сказал, что знает тебя еще по Оксфорду…

— Мы вместе снимали квартиру.

— Он в тебя верит, как и я. Он просто поражен твоей выдержкой и тем, что смерть Клэр не подкосила тебя.

— Если б не ты…

— При чем тут я? Он сказал — и, по-моему, это делает честь его проницательности, — что тебе не хватало веры в себя. По его мнению, английские частные школы внушили тебе, что главное в жизни — это внешние атрибуты: безупречная школа, безупречный университет, безупречное произношение, безупречная жена, — и это же внушают наши законы, основанные на судебном прецеденте и процессуальной казуистике: тебя-де отполировала так называемая «классовая культура», но сквозь этот слой полировки теперь стали проступать твои подлинные чувства, идеалы, и ты становишься самим собой. Понимаешь, что он имеет в виду?

— Да, — сказал Джон с полным ртом.

— А еще он сказал… — Она помедлила. — Трезвый, он не сказал бы этого, может, и не стоит повторять…

— Ну-ну? — сказал Джон, слушая ее вполуха и продолжая просматривать газеты.

— Он сказал, что тебя удерживала в этой скорлупе Клэр. — Она помолчала, словно желая проверить, способен ли он говорить о покойной жене.

— Как это?

— Он сказал, что она не разделяла твоих идеалов, не ценила тебя по достоинству.

— Она не была социалисткой…

— Он имел в виду не только твои достоинства политика, хотя и говорил на политическом жаргоне. Он сказал, что достаточно хорошо знал тебя, когда ты встретился с Клэр, и думает, что ты полюбил ее и женился, чтобы иметь свой дом и не быть чужаком среди «элиты буржуазной субкультуры» — так он сказал. Джон улыбнулся:

— Он явно выпил лишнего.

— Тем не менее сказал то, что думает. Он считает, что потом вы уже строили свою жизнь, приноравливаясь к интересам, диктуемым домом и детьми, а в глубине души играли в вопросы и ответы, и каждый подавлял личность другого. «Как если б Дантон женился на Марии-Антуанетте» — так он сказал.

— Ему бы служить консультантом по матримониальным делам, — отвечал Джон, переворачивая газетную страницу.

— Там есть заметка об убийстве, — сказала Паула.

— Где?

— На третьей странице, внизу.

Он быстро пробежал глазами краткое сообщение о том, что Генри Масколл, банковский служащий, найден убитым вместе с некой женщиной в загородном коттедже в Уилтшире.

— Ну что ж, рано или поздно это должно было выйти наружу, — сказал Джон.

— Тогда удачней дня не придумаешь. Все читают о выборах.

— Клэр не названа.

— В «Таймс» — нет. А в «Телеграф» — да. И еще более мерзостная статья напечатана в «Мейл». На твоем месте я даже не читала бы.

— А что там сказано?

— Важнее то, что не сказано.

— Называют Клэр по имени?

— Да.

— А в «Гардиан»? — поинтересовался он, думая о Юстасе и Элен.

— Нет, ни строчки.

— Уже хорошо.

— Между прочим, — сказала Паула, — я купила тебе подарок по случаю победы.

Джон оторвался от газеты, он не любил ни получать, ни делать подарки.

— Подарок? Какой?

— Надеюсь, ты не будешь возражать…

— Что же теперь возражать?

— Ну, мало ли. — Она застенчиво улыбнулась.

— Неси, посмотрим.

— Нести?.. Вот этого я, пожалуй, не смогу.