Татьяна Миронова - Кто управляет Россией?

На наших глазах проржавленность души этой вредоносной, губительной для России программой изничтожает национальное мышление и национальный тип поведения русских — народа воинственного, однако и многотерпеливого, и добродушного. Колдовское заклинание «Не допустить войны и крови!» ослепило людей. Война — вот она, вовсю хозяйничает, крошит страну на куски, режет по живому, пожирает людей по три с лишком миллиона в год, а люди, уготовленные к закланию на этой самой войне, все одно талдычат уже накрепко усвоенное «Лишь бы не было войны!». Ни зарплат, ни пенсий, голодный народ, как в блокаду, от истощения падает в обморок, беспризорных детей больше, чем в войну, зато жиреют воры, жируют бандиты, — где закон, справедливость, порядок? «Перетерпим, — хором в ответ, — лишь бы не было войны!» Молодежь спивается, гибнет в наркотическом угаре, — где суровое возмездие развратителям? А нам в ответ о мире и согласии: «Лишь бы не было войны!»

Другой речевой импульс, внушающий, принуждающий, что делать, чтобы не стало хуже: «больше и лучше работать, много работать, работать без сна и отдыха». И вроде русские леностью никогда не отличались, но ведь как ловко на них самих все беды списать: «Плохо работаете, товарищи, вот и живете худо». Когда подобная программа оккупирует разум, человек чувствует, что он в тупике. Трудолюбивому и честному русскому, привыкшему кормить себя и семью собственным трудом, своими руками и головой, настойчиво внушают… работать лучше и больше. Вкалывая по-черному, но мало получая, и в таком положении находятся сегодня восемьдесят процентов населения России, трудяга все время ищет, где бы ему еще приработать, и получается, как в анекдоте про врача, которого спросили, почему он всегда трудится на полторы ставки: «Да потому что на одну — есть нечего, а на две — некогда». Но работают и на двух, и на трех, а куда денешься — иначе не выжить… И тогда ни учителю, ни врачу, ни строителю, ни милиционеру не только есть некогда, детей растить и учить некогда, думать некогда, некогда остановиться и задуматься — для чего устроена вся эта гонка? Человек становится тупой машиной по лихорадочному добыванию денег — заработать, потратить, снова заработать и опять потратить, да еще с испуганной оглядкой, чтобы курс доллара и рубля не упал, не съел заработанное. Смысл самого труда, его качества, цель человеческой жизни — все отходит на задний план. В мозгу тяжело ворочается единственная запрограммированная мысль — надо больше, больше, больше работать…

Как проникают в наши головы эти вредоносные программы поведения? Идея «лишь бы не было войны» подается в упаковке военных сводок из Чечни, в устрашающих репортажах о бессмысленной гибели там русских солдат, в кричащих документальных фильмах о захватах заложников… Эти шоу, ввергающие зрителей в информационный шок, телевидение разыгрывает регулярно. Одна телепанорама зрительного зала — поля битвы с террористами на Дубровке в Москве с точки зрения политтехнологов дорогого стоит — кровь, много крови, мертвые женские тела… Панорама смерти, особенно мертвые молодые женщины, шокирует обывателя и укрепляет в нем одну-единственную мысль: лишь бы не было войны, любой ценой, любыми жертвами, готовностью тысячекратно терпеть и молчать, «лишь бы не было войны».

Программа «надо больше и лучше работать» внедряется в подсознание навязчивой демонстрацией обеспеченного человека, выдаваемого за идеально счастливого — чаще всего это актер, политик, предприниматель и банкир — всегда под одним соусом: «он добился этого, потому что всегда много работал».

Впитывание таких программ вводит человека в ненормальное психическое состояние одержимости многочисленными фобиями — беспричинным страхом перед собственным будущим и перед будущим своей страны.

Другие словесные матрицы, внушаемые обывателю, нацелены на то, чтобы управлять духовно-нравственным состоянием человека. Здесь нас буквально «переписывают» заново, помните, исходная позиция манипуляторов-ней-ролингвистов: «человек — это текст, его можно и нужно править». Задача авторов «новых текстов» — воспитание человека в духе служения своему чреву. Эгоист живет только ради своего удовольствия, и потому наиболее управляем, мотивы его поступков всегда ясны, поведение предсказуемо, и убедить его в целесообразности любых шагов, предпринятых властью, — вплоть до сдачи государства Российского в аренду Соединенным Штатам Америки сроком на тысячу лет — не составит труда, главное, внушить массовому обывателю: «Ты от этого только выиграешь». Но сначала надо добиться, чтобы принцип «жить для себя» стал основой существования миллионов. Это делается весьма успешно внедрением в наше подсознание словесных матриц «удовольствия» и «наслаждения»:

Надо жить для своего удовольствия и наслаждения.

Удовольствие и наслаждение приносят еда, секс, веселые зрелища.

Все, что мешает удовольствию и наслаждению, гони от себя.

Перевоспитание населения в духе рабства собственным прихотям, служения собственному чреву целенаправленно и мощно осуществляется в России. В основу его заложен инстинкт собственности. Словесным стимулированием этот инстинкт обостряют до навязчивого желания проглотить весь мир. Удовольствие от обладания — едой, здоровьем, женщиной, мужчиной, красотой, имуществом — вот смысл и цель жизни субъекта с «переписанным текстом» души.

Яркие рекламы заклинают: «Жизнь — это наслаждение, наслаждение вкусом!», «Живите с удовольствием — попробуйте шоколад «Дав», «Детское питание Бле-вота (bleu water — это не шутка) — это все, что нужно вашему малышу», «Ты достойна самого лучшего: купи шампунь «Вши-вота!»…

Особенно активно, без критики и подозрения, эти установки впитывает молодежь. Не имеющие опыта собственной жизни, не наученные послушанию родителям, их души представляют для захватчиков-политтехнологов не занятую ничем и не освоенную никем территорию, которую те и кроят по своему вкусу, внушая через рекламу, эстраду, кино все поглощающую мысль: «Ваша цель — наслаждение!» Законы словесного воздействия срабатывают здесь помимо воли молодого человека, и он с тупым упорством начинает стремиться к наслаждению — в еде, в любви, в любом своем поступке, ища только этого и интуитивно избегая всего, что может помешать наслаждению — избегая жертвенного служения Отечеству, нарушая сыновний долг, скрываясь от армии, пренебрегая родительскими обязанностями, никогда не рискуя перед лицом опасности жизнью, ведь ею велено лишь наслаждаться.

Очень активно словесные матрицы удовольствия внушаются через бесчисленные «развлекаловки» и «хохмы» — юмористические программы жванецких, хазановых, петросянов, винокуров… Люди, собирающиеся на эти зрелища в огромных залах и у телеэкранов, жаждут одного — «поржать». Не посмеяться, не улыбнуться тонкой шутке, игре слов, а именно «поржать», «погоготать», «повизжать», — какие еще животные термины приложить к этим звукам, которые издают зрители, схватываясь за животы, икая, обливаясь слезами и фыркая… Такой смех ненормален, но не плоские и пошлые шутки его вызывают, а эпидемическая искра, передающаяся от одного зрителя к другому. Состояние, в которое впадают пришедшие за удовольствием люди на «сеансах» смеха, сродни психически болезненному состоянию эйфории, когда «деятельность больных расторможена, наблюдается дурашливое поведение и расстройства критического мышления». Весь ужас в стремлении юмористических программ создавать у зрителя потребность и удовольствие от впадения в психически болезненное состояние эйфории.