Сергей Комков - Тень Большого брата над Москвой (сборник)

— А кто вам докладывает?

— Как кто?.. — Большой Брат остановился с поднятой вверх рукой и задумался. — То есть, вы хотите сказать, что информация поступает неверная? Или намеренно искажается?

— Нет. Я хочу сказать, что информация может быть верной, но строго дозированной. Так сказать, выборочной. Вам, к примеру, могут докладывать о достижениях, но скромно помалкивать о возникающих проблемах. А если какую-то проблему и обозначат, то сделают это так, что суть ее будет до крайности выхолощена.

— Не понимаю… Как это может быть?

— Очень просто! — Алексей остановился напротив Большого Брата и протянул вытянутую руку с растопыренными пальцами. — Скажите, сколько у меня на руке пальцев?

— Пять.

— Правильно. А теперь? — Алексей зажал два пальца.

— Три.

— Совершенно верно. Вопрос: куда девались два пальца?

Вован непонимающе пожал плечами.

— Эти два пальца — две нерешенные проблемы. Их можно либо решить, — он сжал пальцы в кулак, — либо выбросить. — Он сделал резкий отрывающий жест. — В первом случае это пойдет вам в актив. Во втором случае — в пассив. В обоих случаях лично для вас данной проблемы уже нет. Но для тех людей, которых они касаются напрямую, второй вариант подобен смерти. Улавливаете разницу?

— Честно говоря, пока нет…

— Вы когда-нибудь пытались выяснить, чем конкретным кончаются ваши прекрасные инициативы для простых людей? Не по докладам помощников, а лично?

— Да. Мне доводилось встречаться с представителями населения.

— Вот видите, — вздохнул Алексей, — мы опять говорим с вами на разных языках. Народ — это не представители населения. И потом, кто вам этих «представителей населения» подбирает? Опять те же помощники?

— Ну почему же? Я вот теперь постоянно общаюсь с людьми через телемосты. Каждый может задать мне любой вопрос. В последний раз таких вопросов было больше двух миллионов.

— И вы ответили на все?

— Конечно же, нет! Разве на все можно ответить? Но я выбрал самые ключевые.

— Ну, хорошо. — Алексей опять присел на край колодца. — А вы знаете, как подбирали людей для общения с вами?

— А разве их кто-то подбирал?

— А разве нет? — Алексей испытующе посмотрел в глаза Большого Брата. — У нас в полку была дана разнарядка на три вопроса. Отбирал лично зам по кадрам. А в соседней части, куда приехали телевизионщики, к камере подпустили только после тщательного инструктажа. И всего двенадцать человек. Остальным приказали сосать лапу. Комполка так и сказал: «Сосите лапу, мужики!» Вот вам и вся демократия. И что вы хотите получить от такого «общения с народом»?

— С этим обязательно надо разобраться!

— А чего тут разбираться? Все и так предельно ясно. Такое общение вообще никому не нужно. Это по нашенски называется «пудрить мозги».

— Нет, нет — с этим обязательно надо разобраться! — Вован зачерпнул из ведерка воды и начал мокрыми руками растирать себе лицо.

Где-то рядом раздался треск сучьев. Оба повернулись в сторону избушки, и только теперь заметили, что все обитатели заимки тихо сидят на завалинке и внимательно слушают их разговор.

Дед Авдот аккуратно поднялся с земли, отряхнул подол рубашки, пригладил бороденку и, слегка вздохнув, произнес:

— Хлопцы щас на Кукатуй потопают. Авось, чего-нибудь найдут после вашего грохота. Вы как, с имя? Или тут с бабами погодите?

Алексей повернулся в сторону Большого Брата.

— Разрешите мне отправиться на поиски останков самолета? Может быть, удастся найти «черный ящик»?

— Да, да, конечно. — Вован развел руками и неуверенно затоптался на месте. — А что же делать мне?

— Вам надо как следует отдохнуть. Может быть, удастся обнаружить что-нибудь из средств связи. Тогда мы дадим о себе знать на Большую Землю.

— Хорошо, полковник, действуйте.

— Вот и ладно. — Дед Авдот махнул рукой в сторону избушки. — Пока робята ход ют, мы вас тут с бабами маленько попотчуем да подправим. До Кукатуя день туда и день обратно. Завтра к вечеру все опять будут тута.

Сенька протянул Алексею меховые чуни и кожаную накидку и скомандовал: «Айда подкрепимся на дорожку!»

Из-за деревьев показалось яркое холодное осеннее солнце.

Съев по большому куску мяса, мужики подтянули потуже пояса, выпили на дорожку колодезной воды и двинулись в путь…

Проводив взглядом уходящих, дед Авдот достал из-под крыши избушки свой черпак на длинной деревянной палке, аккуратно поправил связанные тугим жгутом тонкие прутья на конце и двинулся в сторону погасшего костровища. По дороге крикнул одной из женщин: «Анисья, неси огня!» И начал складывать сухие ветви шалашом. Затем подхватил принесенную невесткой горящую лучину и запалил костер. Долго и внимательно разглядывал, как занимается огонь. Потом аккуратно приладил на длинной толстой перекладине старый медный казан и пошел к огромной куче трав, разложенных по всему пригорку. Внимательно разглядывая каждую охапку, доставал оттуда посторонний сор и откидывал его в сторону. Затем ведомым только ему порядком начал бросать все это в казан и размешивать своим длинным черпаком. Время от времени приседал на пригорке и, глубоко вздыхая, что-то бормотал себе под нос.

Отойдя в сторонку и присев на большую пожелтевшую кочку, Вован с интересом наблюдал за этим священнодейством. Ему вдруг показалось, что он перенесся в далекое детство и старый добрый волшебник прямо у него на глазах варит эликсир молодости и здоровья. В небе над головой кто-то глухо застонал. Потом раздалось настоящее рыдание, похожее на плач ребенка. Вовану показалось, что сейчас прямо ему на голову упадет плачущий младенец. Действительно, ветви дерева наверху зашевелились, и оттуда вылетела огромная серая птица. Она промчалась очень низко, едва не зацепив своими крыльями крышу избушки, и скрылась за соседними кустами.

Дед Авдот оторвался от казана и, показывая бородой в сторону улетевшей птицы, проговорил:

— Ишь, родимый, переживает. Ему теперь опять одному куковать всю зиму тута. Вся лесная кутерьма подалась за Кукотай. А он, сердешный, с нами зазимует. Не долететь ему со всеми.

— Кто это? — поинтересовался Вован.

— Девки его лесным чертом кличут, — вздохнул Авдот. — Да только, какой он черт? Бедолага! Мается, не плошь нас, грешных. Летом-то он всякой мелкотой питается. А в зиму забирается в дупло и стонет, как дитя малое.

— А чего же он со всем и-то не улетает?

— Так не осилить ему! Хошь крылья и большие, а пролетит маленько и падает. Видать, подраненный был. Я робятам не велел его трогать. Пущай себе живет. Вреда от него никакого. А летом он нам помогает — всякую мелкую заразу склевывает. Так-то оно бывает, мил человек, — не всегда большие крылья счастье приносят. Ты-то вот тоже, видать, птица большого полета. А тебе крылья — бац! — и подрубили. Так оно всегда в природе бывает!