Исаак Дойчер - Сталин. Красный «царь» (сборник)

Именно здесь лежат подлинные истоки так называемого бюрократического вырождения режима. В существовавших условиях лозунги «диктатура пролетариата», «советская демократия», «рабочий контроль над производством» были почти пустым звуком, поскольку были лишены какого-либо содержания. Идея советской демократии в том виде, в котором толковали ее Ленин, Троцкий, Бухарин, предполагает наличие активного, постоянно находящегося в состоянии бдительной готовности рабочего класса, противостоящего не только старому режиму, но и новой бюрократии, которая могла бы злоупотребить властью или узурпировать ее. Поскольку подобного рабочего класса как такового не существовало, большевики решили действовать в качестве его временных представителей или доверенных лиц до тех пор, пока жизнь не войдет в нормальное русло и не появится новый рабочий класс. До тех пор они считали своей обязанностью осуществлять «пролетарскую диктатуру» от имени несуществующего, или почти несуществующего, пролетариата. Отсюда происходят диктатура бюрократии, неограниченная власть и злоупотребления властью. Нельзя сказать, что большевики не понимали этой опасности. Едва ли для них явилось бы откровением высказывание лорда Актона относительно власти [6] . Думаю, они бы согласились с ним. Более того, они понимали то, чего не понимали ни лорд Актон, ни его ученики, а именно что владение собственностью тоже есть власть, сконцентрированная в определенных руках, и что почти монополистическое владение собственностью, сосредоточенное в крупных корпорациях, дает им абсолютную власть, которая становится особенно эффективной, когда облечена в формы парламентской демократии. Большевики также хорошо осознавали всю опасность власти в послекапиталистический период – не случайно они мечтали об отмирании государства. По крайней мере, я не знаю книги, в которой бы давался более глубокий анализ злоупотребления властью, чем ленинская «Государство и революция» (хотя она и написана несколько наукообразно и догматически). Это трагический момент в истории большевизма: глубокое и острое осознание этой опасности не спасло большевиков, и, несмотря на их резко отрицательное отношение к коррупции, они все-таки пали ее жертвой.

Как у любой революционной партии, у них не было иного выхода, иначе им бы пришлось отказаться от власти, передав ее фактически тем противникам, которых они только что победили в гражданской войне. Это могли сделать только святые или дураки: большевики не относились ни к тем, ни к другим. Неожиданно они оказались примерно в том же положении, в каком каждый раз оказывались в XIX веке декабристы, народники и народовольцы, то есть в положении революционной элиты, за которой не стоял революционный класс. Однако эта элитарная группа составляла теперь правительство, удерживавшее осажденный форт, который она с трудом удержала, но который еще предстояло защитить, восстановить из руин и превратить в основу нового общественного порядка. Едва ли можно осуществлять власть в осажденном форте демократическим путем. Победители в гражданской войне редко могут себе позволить предоставить свободу слова и организации побежденным, особенно если последних поддерживают сильные иностранные государства. Обычно в результате гражданской войны победители приобретают монопольную власть. Однопартийная система правления стала для большевиков неизбежной необходимостью. В этом заключалось их собственное спасение и, без сомнения, спасение революции. Все это было не заранее спланированной акцией, а временной необходимой мерой, и шли они на нее не без опасений. Установление однопартийной системы противоречило взглядам логическим построениям и идеям Ленина, Троцкого, Каменева, Бухарина, Луначарского, Рыкова и многих других. Однако возобладала логика событий Она отмела их идеи и колебания. Временно необходимая мера стала нормой. Однопартийная система приобрела постоянный характер и стала развиваться по своим собственным законам.

В результате процесса, сходного с процессом естественного отбора, после смерти Ленина партийная верхушка нашла себе лидера в лице Сталина, который, обладая выдающимися способностями в сочетании с деспотическим характером и абсолютной беспринципностью, наиболее подходил на роль единовластного правителя. Несколько позже мы увидим, как он распорядился предоставленной ему властью для изменения социальной структуры Советского Союза, а также как он использовал эти изменения, державшие все общество в постоянном движении, для окончательного закрепления своей власти. Однако даже Сталин считал себя доверенным лицом пролетариата и революции. Хрущев, разоблачая в 1956 году преступления Сталина и говоря о его бесчеловечности, отмечал: «Он был убежден, что это необходимо для защиты интересов трудящихся от происков врагов и нападок империалистического лагеря. Все это рассматривалось им с позиции защиты интересов рабочего класса, интересов трудового народа, интересов победы социализма и коммунизма. Но нельзя сказать, что это действия самодура… В этом истинная трагедия».

Однако если большевики на первых порах считали себя обязанными действовать от имени рабочего класса, когда его практически не было, Сталин осуществлял абсолютную самодержавную власть много времени спустя, когда рабочий класс сформировался и численность его постоянно возрастала; при этом он использовал все средства запугивания и обмана, чтобы лишить рабочих и народ возможности потребовать предоставления им соответствующих прав и их революционных завоеваний.

Совесть партии находилась в постоянном противоречии с реалиями монопольного владения властью. Еще в 1922 году умирающий Ленин, имея в виду Сталина, предупреждал партию о возможности возвращения «держиморд» и великороссов-шовинистов, готовых угнетать слабых и беспомощных, и признавался, что «чувствует глубокую вину перед рабочими России» за то, что не выступил с таким предупреждением раньше. Три года спустя Каменев тщетно пытался напомнить в ходе бурного партийного съезда о завещании Ленина. В 1926 году на заседании Политбюро Троцкий бросил в лицо Сталину слова: «Могильщик революции». «Он настоящий Чингисхан, – в ужасе предсказал в 1928 году Бухарин. – Он убьет всех нас… он потопит в крови восстание крестьян». И это не были случайные замечания отдельных лидеров. За этими людьми поднимались новые оппозиционные силы, стремившиеся вернуть партию к ее революционно-демократическим традициям и социалистическим лозунгам. Именно это пытались сделать «рабочая оппозиция» и «демократические централисты» еще в 1921 и 1922 годах, троцкисты начиная с 1923 года, зиновьевцы в 1925—1927 годах, бухаринцы в 1928—1929 годах и более мелкие и менее четко оформленные группы, даже сталинского толка, в различные годы.