Леонид Шебаршин - Рука Москвы

Самое же важное качество — это абсолютная надежность. Он должен быть предан Отечеству. Он должен знать, что от каждого его действия зависит судьба Родины. Мы добиваемся, чтобы у каждого нашего сотрудника было это внутреннее неприметное горение. Это — самый мощный стимул для работы. Кроме того, у нас прививается определенное профессиональное качество — не хочу употреблять плохое слово «прикидываться» — выглядеть так, как ожидает от нас собеседник. Это постепенно входит в кровь. И хороший разведчик тем и хорош, что неприметен и меняется в зависимости от обстановки. Это помогает решению задач. Я давно принадлежу к этой службе, приходилось работать за рубежом. И всегда мне и моим товарищам придавало силы то, что за нами была могучая, великая страна с мощной экономикой, не уступающая никому и ни в каком отношении. Это позволяло в трудных ситуациях держаться твердо. Верить, что помощь будет оказана всегда. Осознавать себя частичкой большого дела, которое не с нами началось и не с нами кончится.

— Вы верите в ее великое будущее?

— Как исконно русский человек, знающий русскую историю, могу сказать: я верю, что это смутное время пройдет. Наша страна будет современным, прогрессивным, мощным государством, которое не станет объектом мелочной помощи и крупномасштабного экономического грабежа. Я верю в это, а на вере в нашей державе зиждилось многое из того, что сделано за прошедшие столетия…

Беседу вел Е. ЖИРНОВ

(«День», август 1991 г., № 16)

Александр ПРОХАНОВ. Леонид Владимирович, не хочу и не могу вторгаться в тайны вашей профессии. Хочу лишь обсудить с вами мировоззренческие проблемы, которые, как полагаю, у людей вашего склада и вашей ориентации имеют особые оттенки. Мы живем, и это стало трюизмом, в дни катастрофы. Рушатся государство, общество, социум. Удары крушения отзываются в каждом сознании, в каждой душе. Как они отзываются в вашей? Как чувствует себя работник госбезопасности в дни, когда над государством нависла величайшая опасность?

Леонид ШЕБАРШИН. Мы находимся в кризисе, который охватил все конструкции, все слои, все компоненты общества. Невозможно реформировать малый фрагмент, не занимаясь соседним, всей системой. Мне кажется, что слово «катастрофа» пока стоило бы употреблять не в его расхожем, а менее известном значении. В античной трагедии так назывался момент разрешения напряженной борьбы. Это вершина действия, но не конец его.

Кризис начался не сегодня. Припоминаю, что еще в 1983 году Академия наук подготовила доклад, из которого следовало, что мы стремительно скользим вниз. (Этот секретный доклад быстро оказался за границей.) Кстати, остро симптомы неблагополучия чувствовал Андропов. У него была возможность, в силу его положения в партии и КГБ, многое наблюдать, познавать и обдумывать. Думается, у него были идеология и стратегия реформ. Вы помните его публикацию к юбилею Маркса? Это было мировоззрение реформы. Трагично, что Андропов ушел слишком рано.

А. П. Существует мнение, что идея реформы, штаб реформы складывались в системе КГБ и разведки. Приход «комитетчика» № 1 Андропова на вершину государственной и партийной власти был триумфом КГБ. С опозданием на несколько лет Буш в своем лице воспроизвел американский вариант этого триумфа. «Разведки через своих лидеров правят миром», — перефразировал бы я известную фразу. Но вот Андропов… Есть какая-то двойственность в его репутации. С одной стороны, он реформатор, с другой — почти диссидент. Он, как полагают, вывел в большую политику нынешних «перестройщиков», с чьим именем связывают катастрофу. Шеварднадзе, шеф грузинского МВД, — его человек. Яковлев, канадский посол, участник идеологических и пропагандистских кампаний против Дубчека, — его человек. Выдвижение Горбачева — его дело, его протекция. Он готовил новый слой лидеров, которые сегодня запутались в реформах. Андропов — двойственная фигура. У вас есть, конечно, свое отношение к нему?

Л. Ш. Не имею представления о том, кто и кого вводил в большую политику. Честно говоря, не интересовался такими вещами и никогда не был вхож в «высшие сферы». Я был оперативным работником, участвовал в операциях своего масштаба и уровня. Несколько раз меня принимал Юрий Владимирович. Он производил впечатление — ум, аналитичность, деликатность, доброжелательность. Это был крупный человек с политической волей и прагматическим взглядом на вещи. Он начинал с реального, пусть малого, улучшения, был чужд романтизма и прожектерства. Благодаря простому укреплению дисциплины производительность труда поднялась на десять процентов. Могу предположить, что стратегия реформ, их темп, их конечный результат у Андропова могли быть и иными, нежели теперь.

А. П. Мне повезло в жизни. Волею обстоятельств я оказался на всех локальных войнах, которые вело человечество за последние двадцать лет. Я знаю, что такое «горячая точка». Знаю Афганистан, Никарагуа, Кампучию и Эфиопию, Анголу и Мозамбик. Мне удалось побывать в долине Бекаа и пустыне Калахари. Кроме того, я наблюдал создание нескольких грозных ракетных и космических систем, ходил на лодках в Тирренском море, летал на бомбовозах через полюс. Я видел, чувствовал кожей, как складывается уникальная ситуация в мире — паритет. Как в мучительной гонке ненависти, страха и оружейных программ возникает равновесие сил, равновесие мира, закладывается сложный глобально-социальный двигатель, контролирующий мега-машину соперничества. Я пробовал в моих статьях и романах описать этот двигатель, «сформулировать паритет». Его составной частью, как мне кажется, является добровольное согласие на контроль противника, доверие к нему, приглашение на тайные полигоны и в закрытые лаборатории экспертов и разведчиков. Это я называю конвергенцией генеральных штабов и разведок, выработкой совместных согласованных решений. Казалось, зарождается глобальный интеллектуальный центр, регулирующий поведение армий, социальных систем, государств. Это было уникальное, небывалое достижение в недрах паритета, из которого мы могли бы выйти совсем в другой мир, в другую историческую реальность. Но, увы, не вышли. Паритет был сломлен в одностороннем порядке. Мы развалились. Так все-таки было взаимодействие разведок, в недрах которого таился новый мировой порядок, новое развитие истории, не такое, как ныне?

Л. Ш. В вашей оценке проглядывает не столько прозаик, сколько поэт эпического склада.

Есть, разумеется, область борьбы с терроризмом, контрабандой, международной организованной преступностью, где мы взаимодействуем с иностранными спецслужбами, но не здесь определяются судьбы мира. Взаимодействия разведок в широком смысле, тем более такого, которое могло бы влиять на новое развитие истории, не было. Боюсь, что оно невозможно в принципе. Разведка — не творец политики, а всего лишь ее инструмент. Суть же политики любого суверенного государства заключается в отстаивании своих национальных интересов на международной арене, влиянии на ситуацию в мире таким образом, чтобы она благоприятствовала решению государством своих внутренних проблем. Речь может идти о балансе, конфликте, частичном совпадении интересов и целей различных государств, но в исключительно редких случаях — об их тождественности.