Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 3

Лева вспомнил прекрасного семьянина Николая Александровича Левинданто, который был особенно строг к тому, чтобы не подавать никаких поводов, и старался никогда не оставаться наедине с отдельными сестрами и даже когда дорогой он встречал кого-либо из молодых сестер, то здоровался и спешил удалиться, чтобы не вызывать каких-либо лишних разговоров. «Не лучше ли было бы и мне, — размышлял Лева, — отказаться от участия в экспедиции, чтобы не вызывать двусмысленных улыбок этих врачей?»

Лева был особенно благодарен Богу, что Он сохранил его от искушения, и на душе его было спокойно и чисто. Да не подумает никто, что Лева сохранялся в чистоте своею силой. Нет, это результат того, что в эти дни он был близок к Иисусу, и это его сохранило. Тогда, когда он духовно охладевал или впадал в суету и не имел глубокого внутреннего общения с Иисусом, — пыль, грязь окружающего проникали в душу. Проникали грязные мысли, и он вел себя так, что приходилось оплакивать, и лишь опять прикосновение Иисуса очищало и прощало, давало силы идти вперед, не оскверняясь от мира.

Лева по-прежнему продолжал работать в районной больнице на лагпункте. Начальник санчасти — «борода» и его жена — врач куда-то уехали. Санитарной частью Горно-Шорского отделения Сиблага стала заведовать вольная, сравнительно молодая женщина-врач. Она энергично взялась за работу и, как все новые начальники, сделала кое-какие изменения в личном составе. Так, в частности, она перевела доктора Тишина в другую часть лагеря.

— До свиданья, до свиданья! — говорил Тишин, пожимая Леве руку. — Не поминай лихом!

— Желаю счастья! — искренно сказал Лева. — Вы мне плохого ничего не сделали, от вас я имел только хорошее…

Врачу Букацику работы прибавилось, и он поручил Леве вести стационар, заявив, что он вполне доверяет Леве это дело, хотя Лева и фельдшер. Медработников не хватало, медсестру отправили в дальний этап. Через некоторое время прислали из управления другую, молодую женщину — москвичку Валю Данилевскую.

— Здравствуйте! — сказала она Леве, приветливо улыбаясь. — Я о вас слышала.

— От кого?

— От Жоры-скрипача.

— Вы с ним знакомы?

— О да, я с ним познакомилась еще в Москве.

Лева обрадовался и стал расспрашивать приехавшую о ее знакомстве с Жорой. Она рассказала, что ее отец — известный скрипач Большого театра, и он играл вместе с Жорой. Жора иногда бывал у них, они делали сыгровки.

И вот, когда меня арестовали и привезли сюда, я увидела здесь Жору и поразилась. Как! Он, такой хороший человек, и мог попасть сюда!

— А вы-то как попали? — спросил Лева.

— Просто по недоразумению. У нас была веселая компания: девчата, ребята. И вот, представьте себе, один парень сказал что-то неуважительное в адрес Сталина, нас всех и забрали.

— Да, действительно, это по недоразумению, — сказал Лева.

— Сейчас этих «недоразумений» в Москве сколько угодно, — сказала, хмурясь, Валя. — Захочет кто-нибудь расширить свою квартиру за счет соседа, возьмет «стукнет» на него и подпишет показания, что он сказал что-то против власти. Того — «в конверт», семью на выселение. И сосед расширил свою жилплощадь. Но вот — Жора, он такой человек, он лишнего слова не скажет. Все его любили. Неужели нашелся такой негодяй, что наклеветал? Впрочем, я вам по секрету скажу, только вы никому не говорите: ведь он верующий, баптист. Вот из-за этого, видимо, и попал.

Лева понял, что хотя Жора и говорил о нем, но не сказал, что он верующий. И Лева решил молчать о себе.

Работали вместе. Валя была аккуратной, старательной, и Лева не мог ею не восхищаться. Кроме того, нужно сказать, как говорили заключенные между собой, по красоте в Горно-Шорском лагере Данилевская занимала второе место, — первое место отводили какой-то женщине из Ленинграда. Доктор Букацик всячески приглашал Данилевскую к себе в кабинет в свободное время, но она предпочитала проводить свободные минуты с Левой.

«Господи! — молился внутренне Лева. — Научи меня, как поступить, чтобы не впасть в искушение». И ему стало ясно, что он должен сказать ей, кто он, за что фактически страдает и к чему стремится. И он рассказал Вале, что он христианин, так же, как Жора, что Христос для него дороже всего. Он рассказал ей, как от ранней юности он отдался Христу и пошел этим путем. И вот уже второй раз в заключении.

Она слушала, и чувствовалось, что после всего того, что сказал ей Лева, как бы смотрела на него другими глазами.

— Так, значит, по-вашему, и никакой грех недопустим? — спросила его Валя.

— Да, да, — сказал Лева. — Христос прощает грехи, но в то же время Он говорит: «Иди, и впредь не греши». И когда мы со Христом, мы не только знаем, но всем сердцем понимаем, что даже если смотреть на женщину с вожделением, это значит — согрешать, быть преступником.

— А у меня вот получилось нехорошо, — тихо прошептала Валя. — Я ведь из хорошего дома. Воспитание было отличное. Мой отец, например, может обедать, только если он будет есть суп серебряной ложкой. Но о Христе не говорили. И вот, когда я попала сюда и была в центральной колонне, со мной сблизился один инженер. И вот, представьте себе, он меня соблазнил. Я ему отдалась. Он уже освободился и уехал в Москву, пишет, что считает меня своей женой. Это хорошо, но я даже не знаю, люблю я его или нет. Это произошло как-то неожиданно.

После этого разговора Лева свободно делился с Валей мыслями о Спасителе, о своих стремлениях. Теперь всякое искушение ушло от него в сторону. Между ней и им как бы стоял Христос.

Неожиданно в их колонну приехал из управления фельдшер в военной форме — в шинели — Синявский. Он был взят прямо из армии. Лева думал, что он приехал работать к ним, но оказывается — в командировку.

Наедине он признался Леве, что безумно любит Данилевскую, и приехал для того, чтобы только взглянуть на нее.

— Как вы относитесь к Вале? — спросил он Леву.

— Только как к хорошему товарищу по работе, и все, — ответил Лева.

— Тогда прошу вас, храните ее от всяких людей. Она достойный, хороший человек, но уже один раз, как бабочка, обожглась с одним инженером.

Колонна расширялась, прибывали новые этапы. Было много жуликов, были больные, были отказчики. Лева старался добросовестно лечить людей и освобождал от работы действительно больных. По утрам списки освобожденных по болезни часто вызывали бурную реакцию у начальника колонны, которому нужно было во что бы то ни стало вывести больше людей на трассу. При виде списка освобожденных он страшно расстраивался и, схватив его, бежал в амбулаторию.

— Ты что наосвобождал? Это все больные?