Люк Хардинг - Никто кроме Путина. Почему его признает российская «система»

— Нельзя не восхититься их дерзостью. Ведь Дмитрий Медведев и Владимир Путин не только поменяются своими постами. Вернее, Медведев не просто уступает Путину свое место. Он станет премьер-министром. Верно?

ЛЮК ХАРДИНГ: Да, это обмен высшими постами. Но дело в том, что Владимир Путин никогда не переставал править Россией. Он всегда был самым влиятельным политиком в стране и остается таковым. Наверное, Медведев пытался стать самостоятельной фигурой, обозначить свою программу и выйти из тени Путина. Если помните, американские дипломаты в депеше, опубликованной WikiLeaks, саркастически называли его «Робином при Путине-Бэтмене». А сейчас, если можно так выразиться, «Бэтмен возвращается».

— Но не забывайте: вернется он на шесть лет, а не на четыре. Возможно, останется и на следующий срок. Так что он может быть у власти и в 2024 году, когда Дэвид Кэмерон и его коалиция уже станут историей.

ЛЮК ХАРДИНГ: Да, да.

— Путин довел искусство министерского бахвальства до совершенства. Вы считаете, что именно он задает тон, который передается тем людям, которые притесняют вас и вашу семью. Почему?

ЛЮК ХАРДИНГ: Я думаю, что тон задает он, и, по-моему, это плохая новость для России и ее международных партнеров, таких как Великобритания и США. Ведь им придется иметь дело с Путиным следующие несколько лет.

— Преемственность — так ли это плохо?

ЛЮК ХАРДИНГ: Преемственность и еще, я думаю, стагнация. И все тот же прискорбный авторитарный курс, который мы видели при Путине. То, что он сделал, это в некотором роде регресс.

— По крайней мере, на вид он трезвый.

ЛЮК ХАРДИНГ: Да, трезвый, но, по-моему, это очень низкая планка.

— У Ельцина, знаете ли, тоже была ядерная кнопка, а ведь он пил.

ЛЮК ХАРДИНГ: Справедливое замечание. Первые пять лет или около того Путин был популярен. Но я думаю… Я беседовал с друзьями из России: они, можно сказать, в отчаянии, потому что система Путина по своей сути — коррумпированная вертикаль…

— Зато поезда ходят вовремя, у всех есть работа, поступают доходы от нефти…

ЛЮК ХАРДИНГ: Поезда ходят вовремя, доходы от нефти поступают, но они поступают кремлевской верхушке, население России их не получает. В Москве есть фантастически богатые люди, они покупают недвижимость в Лондоне, в Кенсингтоне и так далее. Остальная часть населения, особенно в сельской местности, живет почти в средневековой нищете.

(из интервью международной НКО Human Rights in Russia, 13 октября 2011 г.)

— Насколько сейчас сложно западному журналисту говорить с простыми русскими людьми? Они вам сильно не доверяют?

— Очевидно, что советский образ мышления еще не до конца изжил себя — люди порой не особо охотно идут на контакт с прессой, отказываются раскрывать свои имена или даже одни только фамилии. Иногда дают лишь имя и отчество. Однако в целом подобного недоверия уже не осталось, особенно среди молодежи. Я вовсе не утверждаю, что Россия — это Советский Союз, конечно, нет. Моя теория гораздо сложней. Я думаю, что для большинства россиян, особенно для тех, кому меньше сорока лет, это совсем другой мир. Они свободны в выражении своего мнения, и если телевидение существует для зомби, у них есть «Живой журнал», Twitter, блоги, есть возможность высказать свои мысли, есть свободное пространство. Однако в некотором смысле в этом и заключается дьявольски умный аспект системы…

На этой неделе я прочитал, что Путин стал первым диктатором, достаточно умным, чтобы понять: контролировать необходимо общественное пространство, но не личное. Поэтому пусть люди заводят романы, спят не с теми, с кем нужно и вообще делают все, что хотят — лишь бы они не оспаривали власть государства и не становились в оппозицию к нему. Это такая умная постмодернистская формула. По сути, Россия при Путине стала интеллектуальным автократическим постмодернистским государством. Оно крайне цинично, крайне коррумпировано, не верит ни во что, кроме власти и активов, однако используемые им технологии, манипулирование телевидением и фальсификация выборов обеспечивают существование системы.

Сейчас, в особенности в преддверии возвращения Путина в качестве президента центрально-азиатского образца (он терпеть не может, когда его сравнивают с центрально-азиатскими диктаторами, однако по сути именно таким он и стал), вопрос заключается в следующем: как долго россияне будут это терпеть? Конечно, он еще популярен, однако это уже не та популярность, что была раньше. Среди многих моих друзей в России зреет страшное разочарование в связи с тем, что в стране по-прежнему существует все та же стагнирующая система, в то время как на Востоке цветет «арабская весна» — и это при том, что отсталые арабские страны достигли гораздо меньшего, чем Россия. Даже они могут провести у себя революцию и получить свободу, пусть даже весьма условную. А россияне что, не могут? Вы знаете, я думаю, что когда-нибудь они тоже обретут свободу.

— Вы обратили внимание, что в условиях экономического кризиса популярность правительства пошла на спад? Стали ли опасения людей за свои финансы одним из факторов, который заставил их усомниться во властях?

— Думаю, это так. О чем беспокоятся россияне? Им нет никакого дела до Жан-Жака Руссо, абстрактных ощущений или других подобных вещей. Они волнуются из-за бушующей продовольственной инфляции, из-за растущей платы за метро, из-за повышения коммунальных платежей, из-за того, что все сложнее найти место в детском саду. Для того чтобы получить элементарные вещи, всем приходится платить взятки… И проблема в том, что эта модель больше не работает: Россия стала настолько коррумпированной, что всем приходится словно продираться через что-то очень вязкое, они не могут больше бежать…

Если посмотреть на Путина, то можно увидеть, что он сделал действительно умного: он купил или переманил на свою сторону многих очень влиятельных европейских политиков, бывших лидеров, таких людей как Герхард Шредер, Сильвио Берлускони. Из WikiLeaks мы знаем, что Берлускони получает от Путина деньги. У Путина очень хорошо получается вбивать клинья между членами ЕС. Полагаю, нам очень важно быть принципиальными и честными, но не потому, что мы считаем наши ценности более развитыми, а потому что эти ценности универсальны. Говорим ли мы о Бирме, Узбекистане или Ливии, где я только что побывал, — везде люди всего лишь хотят вести нормальную жизнь, не хотят коррупции, не хотят, чтобы один и тот же правитель оставался у власти миллиард лет. И еще им нужны свободы. Им нужно больше свобод, чем сейчас есть в России. Поэтому, как мне кажется, нам нужно быть предельно однозначными относительно наших ценностей.