Владимир Ленин - ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ. Том 1

Вот что! «Пока мы говорим – колесо истории вертится, действуют стихийные силы»!

Какой бы шум вы подняли, друзья, когда бы это сказал я! [229]

Когда марксисты говорят о «колесе истории и стихийных силах», поясняя притом с точностью, что эти «стихийные силы» есть силы развивающейся буржуазии, – гг. народники предпочитают замалчивать вопрос о том, верен ли и верно ли оценён факт роста этих «стихийных сил», и болтать непроходимую белиберду о том, какие это «мистики и метафизики» люди, способные говорить о «колесе истории» и «стихийных силах».

Разница между выписанным признанием народника и обычным положением марксистов только та – и весьма существенная разница, – что, между тем как для народника эти «стихийные силы» сводятся к «пройдохам», которые «пристёгиваются к жизни», для марксиста стихийные силы воплощаются в классе буржуазии, который является продуктом и выражением общественной «жизни», представляющей из себя капиталистическую общественную формацию, а не случайно или извне откуда-то «пристёгиваются к жизни». Оставаясь на поверхности различных кредитов, податей, форм землевладения, переделов, улучшений и т. п., народник не может видеть у буржуазии глубоких корней в русских производственных отношениях и потому утешает себя детскими иллюзиями, что это не более как «пройдохи». И естественно, что с такой точки зрения, действительно, будет абсолютно непонятно, при чём тут классовая борьба, когда всё дело только в устранении «пройдох». Естественно, что гг. народники на усиленные и многократные указания марксистов на эту борьбу отвечают ничего не понимающим молчанием человека, который не видит класса, а видит только «пройдох».

С классом может бороться только другой класс, и притом непременно такой, который вполне уже «дифференцирован» от своего врага, вполне противоположен ему, но с «пройдохами», разумеется, достаточно бороться одной полиции, в крайнем случае, – «обществу» и «государству».

Скоро мы увидим, однако, каковы эти «пройдохи» по характеристике самого народника, как глубоки их корни, как всеобъемлющи их общественные функции.

Далее, после вышевыписанных слов о «пассивных друзьях народа» автор непосредственно продолжает:

«Это – нечто худшее, чем вооружённый нейтралитет в политике, худшее потому, что тут всегда оказывается активная помощь сильнейшему. Как бы пассивный друг ни был искренен в своих чувствах, какое бы скромное и тихое положение он ни старался принять на житейском поприще, он всё равно будет вредить друзьям…»

«…Для людей, более или менее цельных и искренне любящих народ [230], подобное положение вещей становится, наконец, невыносимо омерзительным. Им становится стыдно и противно слушать это сплошное и приторное изъяснение в любви, которое повторяется из года в год каждый день, повторяется и в канцеляриях, и в великосветских салонах, и в трактирах, за бутылкою клико, и никогда не переходит в дело. Вот поэтому-то, в конце концов, они и приходят к огульному отрицанию всей этой мешанины».

Эта характеристика отношения прежних русских народников к либералам почти целиком подошла бы к отношению марксистов к теперешним народникам. Марксистам тоже «невыносимо» уже слушать о помощи «народу» кредитами, покупками земель, техническими улучшениями, артелями, общественными запашками [231]и т. п. Они тоже требуют от людей, желающих стоять на стороне… не «народа», нет, – а того, кому буржуазия приказывает идти на работу, – «огульного отрицания» всей этой либерально-народнической мешанины. Они находят, что это «невыносимое» лицемерие – толковать о выборе путей для России, о бедствиях «грозящего» капитализма, о «нуждах народной промышленности», когда во всех областях этой народной промышленности царит капитал, идёт глухая борьба интересов, и надо не замазывать, а раскрывать её, – не мечтать: «лучше бы без борьбы» [232], а развивать её в отношении прочности, преемственности, последовательности и, главное, идейности.

«Вот поэтому-то, в конце концов, и являются известные гражданские заповеди, известные категорические требования порядочности, требования строгие и подчас даже узкие, за что их в особенности недолюбливают ширококрылые либералы, любящие простор в потёмках и забывающие их логическое происхождение».

Превосходное пожелание! Безусловно необходимы именно «строгие» и «узкие» требования.

Но беда в том, что все превосходные намерения народников оставались в области «невинных пожеланий». Несмотря на то, что они сознавали необходимость таких требований, несмотря на то, что они имели весьма достаточно времени для их осуществления, – они до сих пор не выработали их, они постоянно сливались с российским либеральным обществом целым рядом постепенных переходов, они продолжают сливаться с ним и до сих пор [233].

Поэтому – пускай уже они пеняют на себя, если теперь марксисты против них выдвигают требования действительно очень «строгие» и очень «узкие», – требования исключительного служения исключительно одному классу (именно тому, который «дифференцирован от жизни»), его самостоятельному развитию и мышлению, требования полного разрыва с «гражданской» «порядочностью» российских «порядочных» буржуев.

«Как бы ни были, на самом деле, узки эти заповеди в частностях, во всяком случае ничего не скажешь против общего требования: „одно из двух: или будьте действительными друзьями, или же обратитесь в открытых врагов!“

Мы переживаем в настоящее время чрезвычайно важный исторический процесс – процесс формирования третьего сословия. Перед нашими глазами совершается подбор представителей и происходит организация новой общественной силы, которая готовится управлять жизнью».

Только ещё «готовится»? А кто же «управляет»? Какая другая «общественная сила»?

Уж не та ли, которая выражалась в органах a la [234]«Весть» [235]? – Невозможно. Мы не в 1894 г., а в 1879 г., накануне «диктатуры сердца» [236], – когда, по выражению автора статьи, «крайних консерваторов показывают на улице пальцем», над ними «хохочут во всю глотку».

Уж не «народ» ли, трудящиеся? – Отрицательный ответ даёт вся статья автора.

И при этом говорить всё ещё: «готовится управлять»?! Нет, сила эта давным-давно «приготовилась», давным-давно «управляет»; «готовятся» же только одни народники – выбирать лучшие пути для России, да так, должно быть, и просбираются до тех пор, пока последовательное развитие классовых противоречий не оттеснит, не вытолкнет за борт всех, кто от них сторонится.

«Процесс этот, начавшийся в Европе гораздо раньше нашего, во многих государствах пришёл уже к концу [237]; в других он ещё задерживается обломками феодализма и противодействием рабочих классов, но историческое колесо и здесь с каждым годом всё больше и больше дробит эти обломки и укатывает жизнь для новых порядков».