Андрей Васильченко - «Евросоюз» Гитлера

Отрицание классического консерватизма и патриотизма и транснационального, «панъевропейского» изображено в романе Дриё ла Рошеля «Жиль». В произведении показан спор трех фашистов – ирландца, поляка и француза Жиля, в этот момент еще выступающего под псевдонимом Вальтер – они сначала размышляют о будущем союзе католицизма и фашизма. Затем Дриё ла Рошель устами поляка констатирует: «В конце концов, мы должны выбирать между национализмом и фашизмом». Ирландец O’Коннор вторит ему: «Национализм устарел. То, чего не достигли в Женеве демократические страны, смогут фашистские державы. Они создадут единство Европы».

Дриё ла Рошель предвидел, что новая континентальная война (Вторая мировая начнется буквально через несколько дней после выхода романа из печати) «погубит» универсальный, западноевропейский фашизм, дав преимущество германоцентричному национал-социализма. В итоге один из героев романа завершает дискуссию словами: «Против вторжения русских армий в Европу должен возникнуть патриотический европейский дух. Этот дух может развиться только тогда, если Германия с самого начала интегрирует целостность отечеств, всех отечеств Европы. Только тогда Германия может выполнить задачу, которая уготована ей ввиду ее силы и традиций Священной римско-германской империи: определить европейскую линию будущего».

Десятилетия спустя западные либеральные политики начнут формирование Евросоюза именно под лозунгом «Европы отечеств», но в конце 30-х годов подобного шага ожидали от нацистской Германии. Дриё ла Рошель мечтал о воздании европейского государства по образцу средневековой Священной Римской империи Германских народов. Он продолжал мечтать даже того, когда Германия оккупировала Францию. В те дни он пишет множество прогерманских статей, в которых восхваляет внешнюю политику Гитлера. Пронацистская и прогерманская позиция не исключала некоторых сомнений, которые со временем стали одолевать Пьера Дриё ла Рошеля. Он то радуется поражению буржуазной республики, то намеревается эмигрировать в Англию. В итоге его антидемократизм оказывается сильнее любви к Родине – он предпочитает перейти на стороны нацистской Германии. Он работает в оккупированном Париже вместо того, чтобы участвовать в «национальной революции» Виши, которую он отвергает, так как патриархальный режим представляется ему безнадежно устаревшим, и он презирает человека, стоящего за Петеном, бывшего социалиста Пьера Лаваля.

Дриё ла Рошель часто встречается в Париже с немецким дипломатом Отто Абецом и разъясняет ему свою идею единой фашистской партии, которая должна взять в свои руки общефранцузскую политику и пойти на военный союз с державами «Оси». Абец категорически отвергает это предложение; с одной стороны, он хотел бы уберечь своего приятеля от разочарований, с другой стороны, у него нет достаточных полномочий, чтобы принимать такие политические решения. Кроме того, к этому моменту еще не было и ясной позиции Гитлера относительно Европы. Тщетные надежды можно объяснить тем, что немецкими собеседниками Дриё ла Рошеля в Париже были Эрнст Юнгер, Карл Эптинг, Отто Абец. Они не выказывали никакой франкофобии, но они и не были убежденными нацистами. Разочарованный Дриё ла Рошель с головой уходит в работу коллаборационистских газет, на страницах которых активно пропагандирует идею «объединенной Европы». В глубине души он понимает, что это всего лишь несбыточные мечты. Теперь Дриё ла Рошель считает внешнюю политику Третьего рейха «устаревшей». Он пишет по этому поводу: ««1. Она могла бы отвергнуть любой жест, который напоминал бы о старой политике военных завоеваний, дипломатических предубеждений и экономических конфискаций. Она не вывешивала бы немецкие знамена на общественных зданиях и не упраздняла бы национальные знамена и национальные гимны; она избегала бы парадов. Она всюду уважала бы национальную автономию в административном и политическом плане и не проводила бы аннексий в старом духе, вроде аннексий Богемии, Эльзаса, Северной Франции, Польши. Она не торопилась бы с конфискацией и арестом имущества частных предприятий, обществ, машинных парков, фабрик и банковских вкладов.

2. Зато она освободила бы военнопленных, провела бы плебисциты, чтобы заключить хотя бы временные мирные договоры между народами; она упразднила бы таможенные границы и ввела бы европейский таможенный союз.

3. Самым серьезным и глубоким способом она перешла бы от государственной политики к межгосударственной политике; свою национальную политику она связала бы с интернациональной политикой. Таким образом, она могла бы надлежащим образом сопротивляться нациям, которые являются ее самыми большими противниками: России, имеющей в своем распоряжении коммунистический интернационал, православный интернационал и, возможно, мусульманский интернационал, а также Америке и Великобритании, располагающими демократическими, масонскими, протестантскими, католическими и еврейскими интернационалами. Лозунг „Европа“ с помощью привлекающих внимание, глубоких и всесторонних мероприятий должен был быть воплощен в жизнь конкретным, положительным и однозначным способом».

Дриё ла Рошель полагал, что двумя важнейшими мероприятиями в первые дни оккупации должны были бы стать референдумы и создание «Европейского союза», военную основу которого представляли бы СС, которые тем самым поднялись бы до «сборного пункта воинственной молодежи Европы». Через евроинтеграцию вооруженных сил оккупация европейских стран приобрела бы иной характер, так как «проевропейские» «французы исполняли бы свой воинский долг во Франции, чехи в Богемии и норвежцы в Норвегии». В дополнение к военному компоненту планировалось создание евросоциалистического Интернационала, местонахождение которого Пьер ля Рошель видел либо в Брюсселе, либо в Страсбурге. По поводу «Европейского союза» он писал: ««Зачем нужно было бы аннексировать Эльзас, если со дня, когда Германия прекращает быть Германией, чтобы раствориться в Европе, вся Европа, так или иначе, становится немецкой?» Надо отметить, что Дриё ла Рошель по-своему прозорливо предвидел события на просторе Европы, только реализованы они были уже без Гитлера, без Третьего рейха, без еврофашизма и с использованием совершенно иных лозунгов. Хотя идеи с Брюсселем, Страсбургом и «евросоциализмом» оказались весьма живучими.

В среде российских чиновников есть такая присказка: «Любое дело проходит четыре стадии – шумиха, неразбериха, наказание невиновных, награждение непричастных». Фраза про «награждение непричастных» как нельзя лучше характеризует исторический процесс, когда некие личности приписывают себе «славное прошлое», что весьма популярно в среде мнимых антифашистов, которых в 50-е годы ХХ века появилось просто неимоверное количество. Например, актриса Марлен Дитрих любила рассказывать (а вслед за ней этот рассказ повторяли всевозможные средства массовой информации) о том, как в 30-е годы едва ли не пинками выгоняла из номера парижского отеля немецких дипломатов, осмелившихся предложить ей сотрудничество с министерством Геббельса. В действительности же Марлен Дитрих регулярно перечисляла немалый процент от своих гонораров в фонд Имперской палаты кинематографии, которая была частью созданной Геббельсом Имперской палаты культуры, едва ли не по первому свистку являлась в германские консульства, где вежливо улыбалась, делала многозначительные намеки – одним словом, из всех сил старалась, чтобы ее не лишили германского паспорта. Лишь летом 1939 года, получив американское гражданство, она позволила себе неуемные фантазии на тему своего активного антифашизма.