Геннадий Янаев - ГКЧП. Был ли шанс?

4 февраля 1991 года Борису Пуго было присвоено воинское звание генерал-полковника.

С марта 1991 г. — член Совета безопасности СССР.

В августе 1991 отдыхал с семьей в Крыму. Возвратился в Москву 18 августа.

Член ГКЧП. Прокуратурой СССР в отношении Пуго Б. К. возбуждено уголовное занятие за участие в антиконституционном заговоре, за членство в ГКЧП. В Москве ему позвонил В. А. Крючков и пригласил в Кремль, где в темное время суток на 19-е был образован ГКЧП.

22 августа 1991 года, не дожидаясь ареста, застрелился.

Жена министра, Валентина Ивановна Пуго, кандидат технических наук, доцент Московского энергетического института, умерла в больнице посредством сутки, так и не придя в рассудок.

21 августа в 3 часа дня чуть ли не из «Белого дома» начала вещать радиостанция о том, что все члены ГКЧП арестованы. Я тут же звоню отцу в приемную — мне отвечают, что все нормально, отец работает. И, тем не менее, я поехал к нему. Позвонил еще раз от метро «Юго-Западная», говорю: «Как дела?». Он говорит: «Все выше и выше!». Говорю: «Ясно. Я к тебе еду». Приехал — вокруг МВД СССР полная пустота! Ни тебе танков, ни артиллерии. Охрана — напряженная. Вошел к нему. А он — веселый! Он вел себя так, как будто завтра собирался в отпуск. Рассказывал мне какие-то байки.

Я как идиот носился по Москве, а теперь сидел и слушал отца. И не понимал! Мне казалось, что это все нас не касается. Все сказка, наваждение! Отец уйдет в отставку и будет спокойно копаться в огороде. И все! Я уехал домой. Дома — мать в слезах, жена в слезах. Вечером, в полдевятого, приехал отец с работы. Машина охраны, его машина. Я уже ждал внизу. Отец, как всегда, доброжелательно сказал охране: «Ладно, ребята! Счастливо!»

И тут меня останавливает «девяточник» и говорит: «Вадим, побудь сегодня с отцом».

Говорю: «Зачем?!»

Я совершенно не осознавал серьезности ситуации. Мы пошли с отцом домой. Он говорил только об одном: «Вадим, не расстраивай мать! Успокой ее! Все нормально». Поднялись к нам, в нашу квартиру. Жена с матерью стали накрывать на стол.

Говорю: «Пап! Что происходит?». Он говорит: «Пойдем на балкон». «Какая разница? Здесь, у нас, не могли ничего поставить. Я же знаю, как это все делается. Это невозможно — поставить что-нибудь в квартиру сейчас». Он говорит: «Да, действительно. Это все бесполезно. Ну что — обманули меня!». Говорю: «Ну, как тебя могли обмануть? Ты же среди всех самый осторожный. Тебя обмануть невозможно!». А он: «Нет, Вадим. Никогда не верь людям! Меня обманули! Мне что сказали? «Все готово». Что-то там наговорили… А потом оказалось: один — в кусты, другой — пьяный, третий вообще не знает, что делает!»

Мы еще постояли. Он говорит: «Ты знаешь— этого всего могло и не быть, потому что в ту ночь, когда меня вызвал Крючков, в комнате, где было совещание, ко мне подошел Янаев (а Янаев был другом отца еще со времен работы в комсомоле — В. П.) и сказал: «Борис, ты на это пойдешь?». Я ответил: «Да, пойду!». И Янаев сказал: «Тогда я тоже на это пойду. А без тебя — нет!». Ну, все и завертелось. Вот…»

Где-то в пол-одиннадцатого родители пошли к себе. Мы с отцом обнялись. Я говорю: «Па! Я приду к вам ночевать!» А он: «Вадим, сегодня ночью будет арест». — «Как в кино, что ли?» Он: «Да! Чтобы шума меньше было. Они сегодня ночью придут арестовывать!». Говорю: «Да брось ты! Этого не может быть!» Он: «Вадим! Теперь жизнь будет другая. Но жить будем! Все будет хорошо».

Отец был в таком добродушном состоянии, а я в идиотском! Мать плачет, жена плачет. Говорю: «Я приду ночевать к вам. Я не могу допустить, чтобы тебя арестовывали без меня». Речь не шла об организованном сопротивлении, хотя оружия у нас в доме было до черта, охотничьего хотя бы. Можно было бы полгода обороняться! Ну, естественно, это никому и в голову не пришло. Кроме того, у него был пистолет.

Я говорю отцу: «Слушай, отдай мне пистолет». Почему я так— сложно сказать. Он говорит: «Ладно, бери!» — и отдал мне свой «Вальтер».

Я отнес его к себе домой и вернулся где-то в одиннадцать. Отец начал звонить по телефону. Говорит: «Все! Телефоны отключили». А телефонов — правительственных — было 4 или 5, и все они оказались отключенными! А обычный городской работал. Он стал звонить по-обычному, но не дозвонился.

Затем я вернулся к себе и где-то в час или полвторого ночи пришел к ним ночевать. Их я уже не видел — они спали в той комнате. Постель для меня была приготовлена в большой комнате. Я лег и заснул.

Проснулся в 8 утра, потому что меня разбудил отец. Взял за плечо: «Вадим! — Он сидел у меня на кровати — я в жизни не помню, чтобы он у меня сидел на кровати! — Вадим, пора на работу! Проспишь. И отдай мне пистолет». Я: «Зачем?». Он в шутку: «Будем отстреливаться».

Он сказал и сказал — а мне и мысль о самоубийстве в голову не пришла! В тот момент я и представить себе не мог, что он это сделает! Сходил к себе и принес ему пистолет.

Когда зашел в комнату, он сидел за столом и что-то писал. Он перевернул лист бумаги. Надо было быть полным идиотом или находиться в том состоянии, в котором я пребывал, чтобы не понять все это! В общем-то, я и понимал… я знал… Я еще спросил: «Па, я тебя еще увижу?». Он: «Да. конечно, вечером увидимся!».

Я вполне здравомыслящий человек, но в том состоянии задавал подобные вопросы и совершал подобные действия! Мы не целовались, не обнимались — вообще не прощались. И я поехал на работу. Состояние было — как будто ударили тяжелым мешком по голове.

Позвонил отцу. Было занято. Причем гудок был чисто блокированного телефона: «Т-т-т-т…» Позвонил тестю. Тесть сказал: «Вадим, случилось несчастье!». Я говорю: «Короче! Короче! Что случилось?». Он говорит: «Отец погиб!». — «И мать тоже?». Он: «И мать тоже!».

Все стало понятно. Я поехал… Доехал довольно быстро, неоднократно нарушая правила дорожного движения. Но милиция почему-то меня не останавливала… Или я не нарывался на нее? Влетел в дом — там уже куча народу.

В квартиру родителей меня не пустили наши же ребята, из охраны: «Вадим, не заходи! Там отец еще…». Начали меня успокаивать. Но я в конвульсиях не бился…

Приехал домой в пол-одиннадцатого. А все это они сделали где-то в 9 часов (утра), точнее — без десяти девять.

После того, как отнес пистолет отцу и уехал на работу, моя мать в промежуток между 8 и 9 часами два раза заходила к моей жене — что-то ей передавала. У родителей были облигации 1982 года на 10 тысяч. Потом еще что-то… А Инка не могла понять, зачем она это делает. Мать сказала. «Так надо», — и ушла.

Через некоторое время Инка пошла в ванную и, совершенно случайно выглянув в окно, увидела, как подъехали 3 или 4 черные «Волги». Вышли люди и направились к подъезду. Инка выскочила на лестничную площадку, слышит — внизу голоса. Она спустилась. Ее приняли за соседку.