Сергей Лозунько - «Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война

22 августа публикуется упоминавшееся сообщение в советской печати о советско-германских отношениях, в котором, кроме указания на то, что ввиду улучшения экономических отношений между СССР и Германией встал вопрос о налаживании отношений политических, говорилось о предстоящем визите в Москву Риббентропа [696] «Известия», 22 августа 1939-го. .

В то же время французское агентство «Гавас» получило от Москвы разрешение опубликовать сообщение следующего содержания: «Переговоры о договоре о ненападении с Германией не могут никоим образом прервать или замедлить англо-франко-советские переговоры. Речь идет о содействии делу мира: одно направлено на уменьшение международной напряженности, другое — на подготовку путей и средств в целях борьбы с агрессией, если она произойдет» [697] Год кризиса. 1938–1939. Телеграмма посла Франции в СССР П. Наджияра министру иностранных дел Франции Ж. Бонне, 22 августа 1939 г. . Что «Гавас» и сделало 22 августа. Возможно, Москва оставляла англо-французам последний шанс вырвать польское согласие на пропуск советских войск.

Именно так напишет в своей телеграмме Ноэлю Бонне: «Ввиду новой перспективы, созданной объявлением о предстоящем подписании германо-советского пакта о ненападении, мне кажется необходимым попробовать предпринять в самом срочном порядке новые усилия перед маршалом Рыдз-Смиглы с целью устранить, пока еще есть время, единственное препятствие, которое вместе с тем мешает заключению трехсторонних соглашений в Москве.

Единственно возможным ответом на русско-германский маневр было бы немедленное предоставление польским правительством, по крайней мере молчаливого, права подписи, позволяющего генералу Думенку занять от имени Польши твердую позицию, имея в виду уникальную эвентуальность войны, при которой Россия пришла бы последней на помощь…

Соблаговолите особо настаивать на этом, подчеркивая самым решительным образом, что Польша ни морально, ни политически не может отказаться испытать этот последний шанс спасти мир.

В заключение твердо напомните, что Франция, которая постоянно проявляла дружбу в отношении Польши, предоставила ей значительные кредиты, направила военную технику, оказывала самую разнообразную помощь, сегодня имеет право требовать от нее взвесить всю серьезность отказа» [698] Там же, телеграмма министра иностранных дел Франции Ж. Бонне послу Франции в Польше Л. Ноэлю, 22 августа 1939 г. .

Последний шанс спасти мир был в тех же безответственных польских руках. И Польша этим шансом, конечно же, не воспользовалась. Ничто не могло поколебать ее фобии и предубеждения в отношении Советской России — ни моральные, политические и военные обязательства перед Францией, ни, в конце концов, элементарное чувство благодарности за все то, что французы сделали для межвоенной Польши (по логике, в Польше должны были испытывать такие же чувства обязанности французам за само существование польского государства). Но шляхетский гонор перевесил все резоны.

Бонне обратился к британским коллегам поддержать французские усилия в Варшаве. Даладье вышел на британский кабинет с просьбой направить соответствующие инструкции своим дипломатам в Польше [699] СССР в борьбе за мир накануне Второй мировой войны, с. 630–631. .

Но все, что смогут вырвать у поляков англо-французы, это следующую невнятную формулировку, на которую «великодушно» согласился полковник Бек: «Уверены, что в случае общих действий против немецкой агрессии, сотрудничество между Польшей и СССР на технических условиях, подлежащих согласованию, не исключается (или: возможно)».

Указанный тезис было дозволено (поляками) генералу Думенку заявить советской военной миссии в качестве официального ответа на вопрос о пропуске советских войск по территории Польши. Телеграмму с этой формулировкой Ноэль отправит на имя Бонне 23 августа (в Париже ее получат в 15 часов 20 минут) [700] Год кризиса. 1938–1939. Телеграмма посла Франции в Польше Л. Ноэля министру иностранных дел Франции Ж. Бонне, Варшава, 23 августа 1939 г. . То есть, во-первых, слишком поздно, а во-вторых и в-главных — такая формулировка ничего не меняла по сути.

О чем прямо заявит и Наджияр в телеграмме на имя Бонне от 23 августа: «эта уступка происходит слишком поздно. Кроме того, она недостаточна, поскольку она не позволяет сослаться на решение самого польского правительства» [701] Там же, телеграмма посла Франции в СССР П. Наджияра министру иностранных дел Франции Ж. Бонне, 23 августа 1939 г. .

На самом деле это была не «уступка», а уловка. Поляки, по своей старой привычке, думали всех перехитрить. 23 августа Бек разошлет телеграмму дипломатическим представительствам Польши, в которой будет рассказывать, как ловко он обхитрил Москву: «Учитывая сложившуюся в результате приезда Риббентропа в Москву новую ситуацию, французский и английский послы в повторном демарше выразили пожелание своих правительств, заключающееся в том, чтобы, начав вновь военные переговоры для ограничения возможностей и сферы действия германо-советского договора, можно было в тактическом плане изменить ситуацию. В связи с этим к нам вновь обращаются с просьбой о „тихом согласии“ на выражение военными делегациями в Москве уверенности в том, что в случае войны польско-советское военное сотрудничество не исключается».

И хотя, писал он, была выработана определенная формулировка (которую мы цитировали выше), «я повторил не для разглашения наши оговорки, касающиеся прохода войск». «Используя возможность, я еще раз сделал категорическое заявление, что я не против этой формулировки только в целях облегчения тактики, наша же принципиальная точка зрения в отношении СССР является окончательной и остается без изменений» [702] Там же, телеграмма министра иностранных дел Польши Ю. Бека дипломатическим представительствам Польши, 23 августа 1939 г. .

Т. е. Варшава хотела обмануть Москву — в «тактическом плане» разрешила англо-французам заявить о ее «тихом согласии», но в реальности своей позиции не изменила и советские войска через свою территорию пропускать не собиралась. Но этот дешевый шулерский трюк не прошел: в тот же день был подписан советско-германский договор о ненападении и достигнуты секретные договоренности о разделе этого действительно «уродливого детища Версаля».

Французский посол в Польше Ноэль 23 августа в телеграмме на имя Бонне скажет по поводу этого «согласия» Варшавы: «Давая нам в конечном счете согласие, министр (Бек. — С. Л. ) счел должным повторить, что польскому правительству тем не менее по-прежнему претит ввод русских войск на его территорию» [703] Там же, телеграмма посла Франции в Польше Л. Ноэля министру иностранных дел Франции Ж. Бонне, 23 августа 1939 г. .