А. Фурсов - De Conspiratione / О Заговоре

Мне эта ситуация напоминает 1980-е годы, когда США оказались в трудном положении, а после обвала фондового рынка 19 октября 1987 г. (индекс Доу-Джонса упал на 508 пунктов, т. е. 22,3 % за один день — рекорд) и ряда других неприятностей ситуация и вовсе стала аховой. Возникла серьезная угроза позициям США на мировом рынке, в конце 1991 г. это открыто признала М. Тэтчер, выступая в Институте нефти в Хьюстоне, США. Единственным спасением США в этой ситуации было обрушение Советского Союза и соцлагеря с последующей перекачкой активов из этой зоны в США, что и было сделано в 1990-е годы. В 1790-е годы британцы сделали все, чтобы столкнуть в пропасть Францию и на этом построить свое будущее.

Историк П. Брэндон откровенно признает этот факт. Отметив, что в 1780-е годы Великобритания оказалась в труднейшем положении, он пишет: «Однако Французская революция привела ее к подъему на новые высоты. Попытка Наполеона установить свое господство в Европе, казалось, оправдывает британские имперские амбиции» [176] Brendon P. The decline and fall of British Empire, 1781–1997. L.: Jonathan Cape, 2007. P. 28. .

Нельзя сказать, что во Франции не было «социального костра», но он лишь тлел, и британцы сделали все, чтобы активно «раздуть» его, подбросив дров. Важнейшее событие начала второго этапа развития КС — революция во Франции; там же, во Франции, он и оканчивается в 1871 г. победой Пруссии над Второй империей. Правда, у Французской революции была экспериментальная предшественница — почти забытая «революция патриотов» в Голландской республике [177] Подр. об этом малоупоминаемом событии см.: Grocyr Е. History of the late revolution in the Dutch republic. L.: J. Edwards, Pall-Mall, M, DCC, LXXXIX. . Это лишний раз подтверждает справедливость тезиса о том, что Голландия с XVI в. выполняет для Запада роль экспериментальной площадки. Именно там была организована первая «буржуазная революция»; в наше время именно там были впервые легализованы наркотики, эвтаназия, гомосексуализм; и если когда-нибудь будет легализован каннибализм, то можно не сомневаться, что скорее всего это произойдет в Нидерландах. Ну а о конце XVIII в. можно сказать, что «эпоха революций» (1789–1848 гг.) начала обкатываться опять же в Голландии, хотя французская эпопея полностью затмила деяния «патриотов».

Французская революция, конечно же, имела системные предпосылки — в обществе накопилось достаточно противоречий и социального динамита. Однако динамит кто-то должен взорвать, а взрыв направить в нужном направлении, чтобы затем утилизовать результаты. Без тщательной подготовки, финансового обеспечения и организации, т. е. субъектного фактора (не путать с субъективным; повторю, то, что сказал в предисловии: как субъектный, так и системный фактор носят объективный характер; субъективный фактор — частный и далеко не самый значительный аспект субъектного фактора) противоречия могут взорваться бунтом, мятежом, восстанием, как это бывало во Франции XIV, XVI или XVII вв., когда системная социально-экономическая ситуация, кстати, была много хуже, чем в конце XVIII в. Тем не менее революция случилась именно в конце XVIII в. Да, революции предшествовали голодные годы. Но, как пишет во втором томе («Революция») своего «Происхождения современной Франции» И. Тэн, при Людовике XIV и Людовике XV еще больше голодали, но бунты быстро усмирялись и были частным случаем обычной жизни. «Когда стена слишком высока, никто не подумает забираться на нее. Но вот по стене пошли трещины, и все ее защитники — духовенство, дворянство, третье сословие, ученые, политики вплоть до самого правительства проделывают в ней большую брешь. Впервые обездоленные видят выход; они бросаются к нему сначала небольшими группами, а затем массой; восстание становится всеобщим, каким когда-то было смирение» [178] Taine H. Les origins de France contemporaine. P.: Robert Laffont, 2011. P. 318. .

Ключевой вопрос здесь связан с брешью — кто и как ее проделал, ведь процесс этот носит не спонтанный характер. Подчеркну: речь не идет об отрицании объективных системных предпосылок и основ Французской революции, но об этом очень много написано и левыми, и правыми, и центристами. Меня интересует то, о чем чаще всего не пишут: объективный субъектный фактор, т. е. подготовка и организация революции на основе использования ее системных предпосылок и закономерностей развития общества в условиях структурного кризиса, превращение этого кризиса посредством целенаправленной деятельности некоего субъекта или неких субъектов в системный посредством анархии, а затем все более управляемого хаоса революции. Именно об этом и пойдет речь ниже — об оставшихся в тени субъектах революции и об управлении ими (большем или меньшем) этим процессом.

Революция, в отличие от бунта, есть предприятие, главным образом финансовое и организационно-политическое. Именно это по наивности или сознательно пытаются скрыть многие историки, акцентирующие стихийный характер революций вообще и французской в частности. Факты разбивают подобные интерпретации полностью, со стеклянной ясностью демонстрируя роль КС, нужно только свети факты в систему, отказавшись от вымыслов профанно-профессорской истории, по поводу которой Гете заметил, что она не имеет отношения к прошлому — это «…дух профессоров и их понятий, / Который эти господа некстати / За истинную древность выдают».

Помимо профессорской профанации, идущей от ученого незнания, имеет место и сознательное искажение истины, в том числе и по Французской революции, на что обратил внимание П. Копен-Альбанселли: «Благодаря принятым масонством предосторожностям, до, во время и после революции, то есть благодаря уничтожению или подмене документов, которые могли бы установить истинный характер и истинное происхождение этой революции, мы… живем в историческом заблуждении, обманутые самым последним образом… Вся наша история искажена в самих своих источниках, и только отсталые и заведомо предубежденные будут верить, что история Французской революции произошла так, как описали ее Мишле и его последователи» [179] Цит. по: Селянинов А. Тайная сила масонства. М., 2000. С. 88. . Я все же был бы менее строг по отношению к Мишле, хотя, в отличие от Тэна, он попал-таки в несколько явных ловушек «профессорской истории». Но это к слову.

В канун революции масоны заказали некоему Адриану Дюпору, специалисту, как сказали бы мы сегодня, по истории антисистемных движений и восстаний в Европе, подготовить аналитическую записку, в которой тот должен был ответить на три вопроса: 1) как наилучшим образом начать революцию, чтобы она оказалась скоординированным действием внешне не связанных сил и групп? 2) не вмешаются ли сразу же европейские монархии в ситуацию во Франции для подавления революции? 3) как управлять революционным процессом? На второй вопрос Дюпор сходу ответил отрицательно, предположив, что монархам понадобится два-три года, чтобы разобраться в ситуации — так оно по сути и вышло. Наилучшим, не внушающим подозрений по поводу будущих планов способом начать революцию — ответ на первый вопрос — Дюпор считал созыв средневекового, а потому не способного вызвать подозрения института, а именно Генеральных штатов. При этом, однако, максимальное число депутатов должно привезти идентичные или очень похожие наказы (les cahiers), чтобы ударить в одну точку — и опять же так оно и вышло. У некоторых современников даже возникло впечатление, что наказы написаны одной рукой — подготовкой сходных по всей стране наказов занялась масонская сеть; масонские мотивы звучат в наказах не только дворянства, но и духовенства.