А. Фурсов - De Conspiratione / О Заговоре

Подход к джихаду как к оборонительной войне против империализма и иностранной (в частности, израильской) агрессии лежит в основе так называемой «исламской военной доктрины». По мнению исламских ортодоксальных богословов, основы «исламской военной доктрины» были созданы Пророком Мухаммадом во исполнение воли Аллаха. «Аллах хотел, чтобы исламская умма стала сильной и мощной, — пишет шейх Мухаммад Махфуз. — Он предписал ей джихад, приказал осуществлять подготовку сил для устрашения врагов и определил основные принципы организации военного дела для защиты религии и отпора агрессии». Разработка «военной доктрины ислама» носит в основном теоретический характер.

В то же время стремление определенных мусульманских кругов, прежде всего нефтедобывающих стран, претворить ее в жизнь очевидно. Разработка доктрины отражает также и общее стремление мусульманских государств укрепить свои позиции на мировой арене и использовать ислам для урегулирования все чаще возникающих конфликтов между мусульманскими странами. Противоречивый характер самой доктрины отражает диалектическое взаимодействие двух тенденций политики стран мусульманского мира: с одной стороны — консолидироваться и обособиться, с тем чтобы проводить политику балансирования между «великими державами», а с другой — вписаться в мировое сообщество на условиях, наиболее выгодных для правящей элиты мусульманских стран.

Либеральный (модернистский) ислам исключает военные аспекты из понятия джихада, выдвигая в качестве его главной цели укрепление национальной независимости путем осуществления программ социально-экономического развития. Поэтому и джихад («приложение усилий на пути Аллаха») сводится к реализации вполне конкретных социально-экономических и политических задач: борьба за урожай, за повышение производительности и качества труда; борьба с эрозией почв; ликвидация неграмотности; повышение образовательного и культурного уровня священнослужителей и т. д. Пропаганда ислама предполагает только мирные методы — словом, делом, мудростью, всеми современными средствами воздействия и массовой информации. В принципе фундаменталистский и традиционалистский ислам также не отрицают важности социально-экономических аспектов джихада. «До тех пор пока вы обращаетесь к другим за помощью в развитии передовой индустрии, вы до конца жизни будете жить, прося подаяния, а ваши предприимчивость, инициатива и творческие способности не получат своего развития, — писал аятолла Хомейни. — Занимайтесь созидательной деятельностью на полях, в деревнях и на заводах, ибо в этом заключается главное служение Аллаху».

Однако отличие в подходах к экономическим аспектам джихада между фундаменталистским, традиционалистским и модернистским исламом заключается в том, что идеологи возрожденческого и ортодоксального ислама отводят экономике второстепенную роль по сравнению с военным фактором, а также исключают возможность сотрудничества со странами дар-аль-харб («земли войны»). «Правительство и армия должны стремиться посылать надежных студентов в те страны, которые имеют крупную передовую промышленность, но не являются ни эксплуататорами, ни колонизаторами, — наставлял аятолла Хомейни. — Избегайте посылать студентов в США и СССР, а также в другие страны, идущие в фарватере их политики».

Ярким примером страны, взявшей на вооружение принципы либерального (модернистского) ислама, является Иран, где с приходом к власти М. Хатами (1997) успешно реализуются на практике две предложенные им идеологические концепции — «исламского гражданского общества» и «диалога цивилизаций».

В среде мусульманских богословов, идеологов и политических деятелей так называемого секуляристского толка идея джихада понимается исключительно как нравственное и духовное совершенствование человека — Великий Джихад. Секуляристы утверждают, что ислам — это религиозно-мировоззренческая система, которая, как и любое другое духовное учение, не должна развиваться с оглядкой на политику и экономику факторы, подчиняющиеся действию определенных объективных законов и субъективных, в частности материальных, интересов. «Исламский мир не считает себя мировой державой, которая стремится использовать свою силу для географической экспансии или для навязывания своей системы другим народам. Именно это мы пытаемся подчеркнуть и надеемся, что нам удастся доказать, что Джихад не означает священную войну. Джихад — это призыв к борьбе с самим собой, чтобы лучше владеть собой, контролировать себя во имя блага, а не во имя зла», — таково мнение принца Саудовской Аравии Сауда аль-Фейсала.

Воспитание нравственности, соответственно, исключает методы насилия. «Господство над умами и сердцами нуждается в других, чем меч, средствах», — считает декан факультета шариата университета «Аль-Азхар» шейх Абдель Басита. Теологам секуляристского толка принадлежит большая роль в деле развенчания бытующего на Западе мифа об изначальной агрессивности ислама. «Ислам для нас больше, чем объективный социологический параметр, больше, чем абстрактная культурная ценность, — пишет бывший Генеральный секретарь Организации Исламская конференция М. Шатти. — Это способ существования, способ быть, бороться и надеяться».

В заключение обзора идеологических истоков мусульманского экстремизма и терроризма следует подчеркнуть, что линии водораздела мусульманского мира больше относятся к сфере политики, чем религии. Так, «ла илаха илля-ллах» («нет божества, кроме Аллаха») — это формула зикра как главного элемента ритуальной духовной практики суфийских братств, но это одновременно и формула таухида, утверждаемого последователями Аль-Ваххаба, воюющими против ислама суфиев и суфийских орденов. Это же обстоятельство — предпосылка для диалога различных вероучений в исламе, достижения общемусульманского межконфессионального мира и доказательство того, что разделительная линия между борющимися силами проходит не по линии «ислам — враги ислама», а по направлениям схватки крупных материально-экономических интересов, находящихся вне пределов мусульманской веры как таковой, во-первых, а во-вторых, по линии столкновения традиционных форм бытования ислама в тех или иных регионах (например, на Северном Кавказе) с формами инокультурными и иностранными, стремящихся к экспорту «своего» ислама. Этот двойной водораздел в случае его искусственного углубления легко становится инструментом межнационального конфликта в условиях аграрного перенаселения и ограниченности земельно-водных ресурсов.

Одновременно в подавляющем большинстве мусульманских стран у приверженцев «чистого ислама» все больше доминирует экстремистская по политической форме и сектантская (лженаучная) по религиозной сути реакция на агрессивное безверие новейшей западной цивилизации, которая, являясь исторически ограниченной разновидностью человеческого общежития, пытается навязать себя в качестве универсально значимой.