Александр Тарасов - Наследие Эриха Фромма для радикала конца XX – начала XXI века

Итак, если впитать в себя эту открытую Фроммом дихотомию, принять её как часть своего сознания, часть своего мировоззрения, тогда вы перестаете бояться смерти не как боли, не как отсутствия жизни, а как угрозы со стороны некоего механизма, над которым вы не властны и который не даёт вам возможности себя полностью реализовать. Перестали бояться – значит, начали себя реализовывать. Здесь надо понимать, что когда речь идёт о полной самореализации, то имеется в виду именно полнаяреализация человеком себя как личности, то есть воплощение в жизнь таких потенций, заложенных в человеке, которые делают этого человека существом общественно ценным, то есть реализация которых ведет в конечном счете к прогрессу человечества. Говоря иначе, осуществление патологического стремления какого-нибудь субъекта стать величайшим в мире карточным шулером и выиграть миллиард долларов, или стать величайшим соблазнителем, которому Казанова в подметки не годится, или стать великим завоевателем и покорить полмира, нельзясчитать самореализацией. Напротив, с точки зрения Фромма, такая «самореализация» была бы лишь проявлением «непродуктивного» «социального характера» – и, следовательно, не была бы самореализацией, а всего лишь – вариантом воплощения в жизнь навязанных извнемоделей поведения, что для уважающего себя человека, вообще-то говоря, позорно.

Третий «кирпичик», изъятый из социальной философии или, если хотите, социальной психологии Фромма, – это его учение о социальной некрофилии. Оно развито в книге «Анатомия человеческой деструктивности» (1973). Книга издана на русском, а отдельная глава из этой книги, посвященная Гитлеру, была напечатана в журнале «Вопросы философии». Фромм говорил не о некрофилии как сексуальной перверсии, он говорил о социальнойнекрофилии. Это нечто другое. Социальный некрофил – это такой человек, который ориентирован как раз не на жизнь, а на смерть. Это – при возможном внешнем радикализме – как раз и отличает его от подлинногорадикала.

Фромм писал, что человек с некрофильской ориентацией чувствует влечение ко всему неживому, ко всему мертвому: трупам, гниению, нечистотам, грязи, а также и к зеркально обратному варианту неживого: к стерильности (стерильно чистые витрины, автостоянки и т.п.) и к механизмам. В частности, Фромм говорит, что явным типом социального некрофила был Гитлер. Гитлер был очарован разрушением и находил удовольствие в запахе мертвого. И если в годы его успеха могло создаться впечатление, что он пытается уничтожить лишь тех, кого он считал врагами, то последние дни «гибели богов» показали, что Гитлер испытывал глубочайшее удовлетворение при виде тотального и абсолютного разрушения – при уничтожении немецкого народа, людей своего окружения и самого себя. Для подлинногорадикала, подлинногореволюционера очень важно это понимание: ориентация на смерть, на социальную некрофилию неизбежно обрекает вас на поражение, вы изначально настроены на то, что вы поубиваете всех, кого сможете, увидите, как поубивают всех ваших товарищей, и знаете, что и вас убьют. Подлинный радикал, в какой бы трудной ситуации он ни оказался, должен исходить из того, что его обязанностью является разработка проектов победы. Он должен быть ориентирован на то, чтобы победить врага, чтобы сокрушить врага, чтобы уничтожить врага. Если это невозможно сейчас, то радикал должен на своем примере хотя бы показать, как, каким именно образом, можно нанести максимальный ущерб противнику – и в выбранном конкретном варианте сопротивления пройти до конца. То есть он должен показать тому, кто идёт следом за ним, что этот вариант сопротивления не ведет к победе, но для этого надо его пройти до конца, исчерпать его – не чтобы погибнуть самому героически, в геройской позе, а чтобы ваши товарищи (даже если они вас еще не знают) могли потом сказать: «Да, эта линия закрыта: мы знаем людей, которые погибли как герои, пробуя пройти до конца по этому пути. Мы второй раз биться лбом в стену в этом месте не будем – даже если будем биться лбом в стену, даже если считаем, что этот метод действует, – но не в этомместе, мы будем искать другие места и по другому принципу».

Фромм говорил, что некрофилы живут прошлым и никогда не живут будущим. Настоящий радикал, как я говорил в лекции о Сартре, «опрокинут в будущее», ситуация здесь и сейчас не является для него сверхценной, но он не живет и прошлым (это сентиментальное настроение, которое парализует активность). Он живет будущим.

Фромм говорил, что для некрофила характерна установка на силу. Сила, с его точки зрения, есть способность превратить человека в труп; если пользоваться определением Симоны де Бовуар, так же, как сексуальность может производить жизнь, сила может её разрушать. Здесь речь идёт о том, что социальный некрофил рассматривает силу как единственныйметод производства не изменений, а разрушений. Задача радикала в том, чтобы произвести изменения, а социальный некрофил производит разрушения. Он потому и будет обречен на поражение, что пока он борется с другими такими же, которые производят разрушения, он может проигрывать или выигрывать – все зависит от баланса сил, от везения, от числа сторонников и т.д.; а как только он столкнулся с теми, кто нацелен не на разрушение, а на изменения, он столкнулся с более совершенным проектом, более глубоко эшелонированным. У носителей такого проекта даже внутренне, психологически, морально остается еще какая-то часть себя для того, чтобы потом, когда война кончится, найти силы на созидание, на позитивное изменение. Поэтому, естественно, у них сил больше, у них есть этот запас – НЗ, которого у социального некрофила нет.

Фромм говорил, что некрофил влюблен в силу. Как для того, кто любит жизнь, основной полярностью является полярность между мужчиной и женщиной, так для некрофила существует совершенно иная полярность – между теми, кто имеет власть убивать и теми, кому эта власть не дана. Для некрофила существует только два пола: властвующие и лишенные власти, убийцы и убитые. Некрофилы влюблены в убивающих и презирают тех, кого убивают. Настоящий, последовательный радикал остается радикалом независимо от позиции – находится ли он в плену или нет. Если он в плену у противника, он убивать не может, он понимает, что он в такой ситуации, когда убивают его. Социальный некрофил, если он маскируется под радикала, оказавшись в плену, обречен на то, чтобы сдаться. Он, говоря уголовным жаргоном, «ссучивается». Его можно раздавить, завербовать, обратить против его товарищей. Он перестал быть самостоятельной боевой единицей, он стал орудием.