Юрий Мухин - Чужие и свои. Русская власть от Екатерины II до Сталина

Средний русский работник — это такой клубок противоречий, что упаси господь!

Говорят, что на Западе все работники — индивидуалисты и их интересуют только они сами — их собственный доход. Это большое счастье для руководителя, если твои подчиненные руководствуются словами старой американской песни: «Какое мне дело до всех до вас, а вам до меня?» Средний русский работник этим принципом не руководствуется — ему есть дело до всех!

Он постоянно оценивает то, как он выглядит в глазах общества, но этот его недостаток проистекает из его достоинства — из того, что он высоко ценит общество и ради общества горы свернет (правда, только если эти горы в равной доле будут сворачивать все члены общества). Из-за того, что общество в глазах русского имеет высшую ценность, ему очень важно, чтобы и он ценился в глазах общества. Думаю, что средний русский очень хотел бы залезть на шею общества — это ведь показатель того, что он ого-го! Но он трезво понимает, что это не каждому дано, да и опасно вызывать ненависть остальных, но тогда хотя бы «свалить всю работу на товарища» — и то уже почувствуешь себя умнее и способнее хотя бы этого товарища. Но одновременно он судит по себе и понимает, что и его товарищи хотели бы свалить на него свою работу и посмеяться над ним, как над дурачком. Куда ни кинь, везде клин — и наверх не залезешь, и внизу нельзя быть. И отсюда у среднего русского непреодолимое стремление «все поравнять» — быть если не лучше, то и не хуже других.

Нельзя воспринимать это «поровну» как какое-то приблизительное деление на глаз, это «поровну» может иметь очень сложные формы. В понимании русского, «равная работа» — это не та, которая равна по затрате физических и умственных сил, — кто это может высчитать? «Равная работа» — это абсолютно точно такая же работа.

Есть у России писатель, в жизни царский чиновник П. И. Мельников-Печерский, романы которого нужно было бы изучать в школе взамен хотя бы «Войны и мир» Л. Толстого. В романе «В лесах» он, как смешной анекдот, описывает, как воспринимается равенство в русской артели лесорубов («лесников»). Поскольку сами перипетии и диалоги длинные, я их частью перескажу.

Начало второй половины XIX века, герой романа — купец, вместе с товарищами на двух санях заблудился в лесах, хотя товарищ купца имел диковинный для этого, в общем-то, грамотного купца, прибор — компас, и они ехали по показаниям компаса. Путешественники ночью едва отбились от волков и, в конце концов, утром наткнулись на артель лесорубов из 13 человек, всю зиму работавшую в лесной глухомани. Сначала купец выяснил, что, оказывается, эти лесорубы не только знают, что это за прибор такой — компас, но и имеют его в наличии и, мало этого, знают, что путешественники заблудились потому, что ехали по компасу как раз в момент северного сияния, а оно сбивает показания магнитной стрелки. Купец стал расспрашивать дорогу, дорог оказалось две. Одна более-менее проторенная, но в 50 верст длиной, и вторая — лесная, слабо прорубленная просека, известная только этим лесорубам (всем — приблизительно и одному из них, Артемию, — хорошо) в 10 верст. Купец выбрал вторую, но нужен был проводник. Он попросил проводника у главы артели, «хозяина» Онуфрия, и у них состоялся разговор:

«— А как нам расставанье придет, вы уж, братцы, кто-нибудь проводите нас до зимняка-то, — сказал Патап Максимыч.

— На этом не погневись, господин купец. По нашим порядкам этого нельзя — потому артель, — сказал дядя Онуфрий.

— Что ж артель? Отчего нельзя? — с недоумением спросил Патап Максимыч.

— Да как же? Поедет который с тобой, кто за него работать станет? Тем артель и крепка, что у всех работа вровень держится, один перед другим ни на макову росинку не должен переделать аль недоделать… А как ты говоришь, чтоб из артели кого в вожатые дать, того никоим образом нельзя…

Тот же прогул выйдет, а у нас прогулов нет, так и сговариваемся на суйме (суйм, или суем (однородно со словами сонм и сейм), — мирской сход, совещанье о делах. — Ю. М. ), чтоб прогулов во всю зиму не было.

— Да мы заплатим, что следует, — сказал Патап Максимыч.

— А кому заплатишь-то? Платить-то некому! — отвечал дядя Онуфрий. — Разве возможно артельному леснику с чужанина хоть малость какую принять? Разве артель спустит ему хошь одну копейку взять со стороны? Да вот я старшой у них, “хозяин” называюсь, а возьми-ка я с вашего степенства хоть медну полушку, ребята не поглядят, что я у них голова, что борода у меня седа, разложат да таку вспарку зададут, что и-и… У нас на это строго.

— Мы всей артели заплатим, — сказал Патап Максимыч.

— Это уж не мое дело, с артелью толкуй. Как она захочет, так и прикажет, я тут ни при чем, — ответил дядя Онуфрий.

— Коли так, сбирай артель, потолкуем, — молвил Патап Максимыч».

Собралась артель, начала гомонить, выясняя, сколько они могут зарабатывать в день на человека, наконец, согласились, что около рубля. Купец предложил три рубля за одного проводника, но артель никак не могла выяснить, сколько взять в этом случае — когда один поедет, а остальные останутся лес валить или отдыхать. Разрешить этот вопрос артельщики не смогли и предложили купцу заплатить каждому члену артели по рублю и использовать в этот день всю артель, как он хочет. Купец возмутился такой обдираловке, но делать было нечего — согласился. Однако у него сани были с кибитками, а по выбранной дороге кибитки не прошли бы — низко были срублены лапы у елей. Купец распорядился сбросить кибитки, но теперь получалось, что они оставались в артели. Начался новый пересчет, и, в конце концов, артель высчитала, что купец должен ей три рубля. Купец, конечно, возмутился — он сразу предлагал эти три рубля, а кибитки все равно бросил бы! Дал три рубля, купюру все до одного члены артели осмотрели, ввиду появившихся в то время фальшивых денег. Купец предложил Артемию ехать с ним, но артель не согласилась — почему Артемию? Доводы, что именно Артемий знает дорогу, значения не имели, — или всех, или по жребию! Бросили жребий — выпало Артемию. Однако купец, поразмыслив о том, что неразъезженная дорога может быть занесена снегом, решил, что ему не помешает в дороге еще один крепкий мужик на случай, если дорогу придется пробивать. Еще раз бросили жребий, и выпало подростку, который готовил членам артели еду. И купцу он был не нужен из-за слабосильности, и артель оставалась без обеда, но делать было нечего — так указал жребий. Разозленный купец распорядился еще бросать жребий, бросили, и выпало ехать «хозяину» артели Онуфрию. Казалось бы, наконец, можно было ехать, но не тут-то было — артель оставалась без «хозяина», без главы. Предстояли выборы нового «хозяина» на один день. К вопросу никто не был готов, жаркие дебаты успехом не завершились, решено было и тут бросать жребий, бросили, и купец, наконец, лишив артель хозяина и повара, уехал. Глупо, но справедливо!