Желю Желев - Фашизм. Тоталитарное государство

(Именно поэтому в пятидесятые годы в Испании чаще всего можно было услышать фразу «Фаланга заправляет всем».)

Фашистское государство и партийная иерархия находились в таком тесном переплетении (используем это слово, хотя есть более точное — срастание), что каждый, кто потерял высокое положение в фашистской партии, неизбежно терял свое место и в правительстве, и наоборот. Серрано Суньер, например, потеряв посты министра внутренних дел и внешних сношений, «вынужден был утратить и положение активного лидера Фаланги» (141—55). Когда Хосе Луис Арезе (партийный лидер на протяжении долгих лет) лишился поста министра благоустройства городов, он тут же потерял свое положение и в Фаланге.

Подобная ситуация с точки зрения «тесных связей партии с государством» (выражение Гитлера) вполне логична. Если министр изгнан из кабинета, но сохраняет руководящее положение в фашистской партии, он может, будучи «обиженным», в определенный момент повернуть партию против правительства или по меньшей мере стать центром, вокруг которого объединятся оппозиционно настроенные ее члены. А это противоречит одному из фундаментальных принципов тоталитарного государства, без которого оно не могло бы существовать: полного единства фашистской партии и государства. Поэтому деятель, освобожденный с поста в правительственном кабинете неизбежно лишается и своего высокого положения в партии.

Всеобъемлющий контроль национал-социалистской партии над государственными органами, узаконенный самим государством, это одна из особо важных форм срастания государственного аппарата с партийным. Он выражался не только в том, что назначение на административные должности не могло осуществляться без одобрения соответствующей партийной инстанции и что партийные лидеры занимали одновременно и государственные должности, но и в том, что распространялся на законодательную деятельность государства. Ни один закон, ни один декрет в третьем рейхе не мог быть принят без предварительного согласования с руководством нацистской партии.

Разумеется, все законы принимаются рейхстагом, но сводятся к простой формальности, поскольку нацисты располагают в нем абсолютным большинством. Рейхстаг единодушен, как партийный съезд: все утверждается с возгласом «Хайль Гитлер!». Важнее другое, а именно то, что до того как законы поступят на рассмотрение в рейхстаг, они должны быть одобрены партийной канцелярией НСДАП.

27 июля 1934 года Гитлер подписывает декрет, согласно которому его заместитель Гесс получает право контролировать всю законодательную деятельность в империи и принимать участие во всех государственных делах. В декрете говорится: «Настоящим я предоставляю заместителю фюрера — рейхсминистру Гессу право принимать участие в разрешении вопросов, связанных с подготовкой проектов законов во всех административных инстанциях империи. Все законодательные материалы должны препровождаться ему, после того как они будут подготовлены соответствующими имперскими министрами. Это должно делаться также в тех случаях, когда над данным проектом работает только один подготавливающий его министр. Имперскому министру Гессу должна быть предоставлена возможность рассматривать проекты, предложенные экспертами.

Устанавливаемый порядок относится также к декретам и законам. Заместителю фюрера как рейхсминистру предоставляется также право посылать в министерства в качестве своих представителей соответствующих экспертов из своего штата.

Такие эксперты уполномочиваются представлять его перед имперскими министрами» (89—71 и 72).

В свою очередь, Гесс рассылает в самые важные инстанции распоряжение, в котором разъясняет, кого он представляет и в качестве кого контролирует законодательную деятельность империи. «Согласно декрету фюрера от 27 июля 1934 г. я получил право принимать участие в законодательной деятельности империи как в области издания законов, так и в части декретов и директив...

Я должен подчеркнуть, что мое участие в разрешении этих вопросов является выражением мнения национал-социалистской партии как таковой по каждому из них. По большинству этих законов и декретов, до того как дать свое заключение, я консультируюсь с соответствующими отделами партийного руководства» (89—72).

Впоследствии права Гесса как представителя национал-социалистской партии в законодательной деятельности распространились и на провинции. 12 апреля 1938 года доктор Ламмерс писал имперским министрам: «Заместитель фюрера будет принимать участие в работе также и в тех случаях, когда имперские министры утверждают государственные законы и законодательные акты в провинциях согласно параграфу 3 первого декрета от 2 февраля 1934 г., предусматривавшего изменения в структуре империи. Заместитель фюрера в качестве имперского министра будет принимать участие также и в обсуждении всех законов и приказов, которые ранее разрабатывались или находились в процессе подготовки у других имперских министров и одобрены имперскими министрами. Законы и законодательные акты (декреты, приказы), издающиеся австрийским правительством, проходят аналогичную процедуру. Доктор Ламмерс » (89—73).

После таинственного исчезновения Гесса в Англии в 1941 году неограниченные полномочия контролировать административные органы и их законодательную деятельность автоматически перешли к Мартину Борману, секретарю фюрера и начальнику партийной канцелярии. О законодательной деятельности М. Бормана американский обвинитель на Нюрнбергском процессе Стори говорил: «В соответствии с декретом от 16 января 1942 года участие партии во всех важных законодательных актах и назначениях в правительстве, а также в повышениях проводилось исключительно через Бормана. Он участвовал в подготовке всех законов и декретов, которые издавались имперскими властями» (89—10).

Контроль национал-социалистской партии как монопольной политической партии и «единственной носительницы германской государственности» не ограничивался сферой законодательной деятельности имперских властей. Он распространялся на все более низкие этажи государственной и партийной пирамиды и достигал основания — блоклейтеров. В границах определенной «гау» (области) ни один более или менее серьезный вопрос не мог решаться без предварительного согласования с гаулейтером, который на территории своей «гау» представлял НСДАП и являлся там политическим руководителем. Сама партия была построена так, чтобы она могла контролировать государственные органы, и это один из существенных принципов. В «Организационной книге НСДАП» особо подчеркивалось: «Мы строим руководство партией на основе политического руководства государством» (89—19).