Фридрих Великий - АНТИ-МАКИАВЕЛЛИ, или ОПЫТ ВОЗРАЖЕНИЯ на МАКИАВЕЛЛИЕВУ НАУКУ об образе государственного правления

Я не знаю ни одного такого героя, который, в самом деле, не был бы таковым. Скупость означает, что ты говоришь своим подданым: «Не ожидай от меня ничего, я твои заслуги всегда буду плохо вознаграждать». Это означает ни что иное, как упразднить побуждение, которое каждому подданному свойственно от природы, а именно, — верно служить своему государю.

Без сомнения никому, кроме экономного хозяина, нельзя быть щедрым. Только тот, кто разумно управляет своим имуществом, может творить добро другим.

Известно, что большие издержки французского короля Франциска I [51] Франциск I (1494 – 1547), король с 1515 г. При его правлении начался кризис французского государства. стали причиной его несчастья. Этот король был не щедр, но расточителен; когда же его состояние стало незначительным, он стал он настолько скуп, что деньги предназначенные на расходы двора, спрятал. Однако не следует иметь сокровища, которые лежат без всякого обращения.

Если кто ничего больше не умеет, кроме накопления денег и закапывания их в землю, то, кто бы он ни был: частное лицо, или король, он ведет себя глупо. Двор Медичи, только потому стал господствовать над Флоренцией, поскольку великий Козимо [52] Козимо Медичи (1389 – 1464) – основатель династии флорентийских правителей. , отец отечества, хотя и был купцом, был при этом весьма способен и щедр. Что касается скупого, то дух его ничтожен; и я думаю, что кардинал фон Нец справедлив, когда говорит, что в великих предприятиях, не следует щадить денег. Государь должен так управлять, чтобы, когда нужно, иметь много денег. С их помощью он распространяет торговлю и поддерживает труды своих подданных, если в состоянии им помочь, что возбуждает к нему любовь и почтение.

Макиавелли говорит, что щедрость делает государя достойным презрения. Так надлежит говорить только грабителю, но пристало ли это говорить тому, кто собирается давать монархам наставления?

Государь, уподобляется небу, которое каждый день проливает и дождь, и росу, и неисчерпаемым запасом своим делает землю плодоносной.

Самое драгоценнейшее сокровище, которое доверено государю — это жизнь его подданных. Его долг дает ему власть приговорить преступника к смерти, либо помиловать его.

Благой государь сам признает эту власть над жизнью своих подданных за самую тяжелую ношу. Он знает, что те кого он осуждает на смерть, такие же люди, как и он сам. Он, подобно человеку, который позволяет отнять у себя неизлечимою больной член, знает что это необходимо сделать, дабы сохранить все остальное здоровым, невзирая на то, что все части тела ему одинаково дороги.

Макиавелли почитает эти столь важные для государя вещи за ничто, жизнь человеческая у него ничего не значит, и корыстолюбие, которому он поклоняется как богу, подавляет у него все остальные чувства. Он предпочитает бесчеловечность милосердию. Он тем, кто восходит на престол, больше, чем остальным людям советует быть бесчеловечными.

Многие палачи, которые возвели героев Макиавелли на царство, ревностнее всего их поддерживают. Такие слуги для Цезаря Борджиа являлись защитой от возмездия за те злодеяния, которые он совершил. Макиавелли приводит стихи Вергилия, которые он влагает в уста Дидоне вовсе не к месту. Вергилий заставляет говорить Дидону [53] Не выняся разлуки с Энеем карфагенская царица Дидона кончила жизнь самоубийством. то, что иной поэт в сходных обстоятельствах заставляет говорить Иокасту в «Эдипе». Изречения этих героев вполне соответствуют их характеру, однако ни Дидону, ни Иокасту [54] Иокаста — царица Фив, мать Эдипа, убившего своего отца и ставшего мужем своей матери. Этот сюжет лег в основу трагедии Софокла "Эдип-тиран". не стоит приводить в пример в той книге, которая повествует об управлении, но следует говорить о людях искусных и добродетельных.

Этот министр всего больше всего хвалит строгость по отношению к солдатам. Противопоставляя кротость Сципиона суровости Ганнибала, он предпочитает карфагенянина римлянину, заключая из этого, что жестокость является основанием порядка и воинской дисциплины.

Я согласен с тем, что в армии без строгости никакого порядка нельзя соблюсти, ибо как еще можно распутных, диких, злобных, боязливых и безрассудных тварей содержать в послушании и порядке, если их не удерживать страхом наказания? Единственно, чего я хочу потребовать от Макиавелли в этих делах, так это умеренности. Если кротость располагает добронравного мужа к благости, то не меньше этого побуждает премудрость к кротости, и он в этом случае, подобен искусному кормчему, который приводит в порядок корабль не ранее того, как он ему понадобится. В некоторых случаях требуется быть строгим, однако не стоит никогда быть жестоким, и я предпочитаю, чтобы солдаты во время сражения любили государя, чем боялись его.

Макиавелли неистощим в своих фантазиях, и я приступаю теперь к наивреднейшему из его положений. Государь, говорит он, при страхе подданных своих более удачлив в войне, нежели при их любви, поскольку многие из людей склонны к неблагодарности, измене, притворству к подлым делам и к скупости. Любовь бессильна перед злостью. Под страхом наказания подданые гораздо лучше будут соблюдать свой долг.

Я не опровергаю того, что люди неблагодарны, и не оспариваю также и того, что строгость в определенных случаях бывает полезна. С помощью страха порой можно многое сделать, но я все же утверждаю, что государь, имеющий стремление возбудить страх по отношению к себе, будет властвовать над несчастными рабами. От таких подданных никаких великих дел нельзя ожидать. Все, что делается из страха и неуверенности, всегда несет на себе след своего происхождения. Государь, имеющий дарование возбудить к себе любовь, будет управлять сердцами своих подданных, ибо они сами находят свою собственную пользу в том, что он их господин. Да и в древности можно найти примеры превосходных дел, которые осуществлены были из любви и верности; но я скажу еще, что склонность к возмущениям в наши времена равита гораздо меньше чем в прежние.

Нет ни одной такой державы, где бы государь, хотя бы в малом, опасался своего народа, — кроме Англии, однако же и здесь король ничего может не бояться, если он сам не будет причиной этих возмущений. Поэтому я заключаю, что жестокий государь скорее, чем милостивый, подвергает себя опасности быть преданым, поскольку бесчеловечность тяжко переносить, и подданые скоро от этого устают, благость же всегда является достойной любви.

Поэтому желательно чтобы ради блаженства мира все государи были милостивы, однако не следует им также быть сверх меры кроткими, дабы их благость всегда оставалась добродетелью и никогда не была слабостью.