Драгош Калаич - Символика доллара

Но еще немного о его работоспособности. «Дуга» (в том числе, благодаря участию Калаича) — самый популярный в бывшей и сегодняшней Югославии многотиражный журнал быстрого реагирования. Кроме того, Драгош часто печатается в особо почитаемых студенческой молодежью «Погледах» и в самых массовых газетах, прежде всего в «Политике». Стоит полистать великолепно издаваемый журнал сербского патриотического движения белоорловцев «Новые идеи», чтобы убедиться, что Калаич и здесь — в родной стихии.

Словом, его чисто журналистская работоспособность (не считая трудов почитаемого в художественных кругах живописца, писателя—фантаста и историка философской мысли) совершенно ни с чем не сравнима на нашей оскудевшей, задичавшей и оскверненной журналистской ниве. В этом смысле Калаича можно сопоставить разве лишь с великими писателями от русской дореволюционной газетной школы наподобие Михаила Меньшикова.

Но удивительно обильны бывают на письме и графоманы. Трудолюбие обретает цену лишь при определении качества произведенного.

Вот тут, говоря о Калаиче, нам, для большей наглядности, надо обратиться к собственно русской тематике его геополитических разведок.

В журналистских, литературных, но прежде всего в политических кругах России он в одночасье стал известен после первой же своей статьи, напечатанной в Москве. Такое в газетной практике случается крайне редко, а потому стоит восстановить некоторые подробности события. Дело было не так давно — в феврале 1991-го. Эссе в русском переводе называлось «Обновление или гибель России» и увидело свет в писательском еженедельнике «Литературная Россия». Переводчица, прекрасный, кстати сказать знаток югославских реалий XX века, сдавая свою работу, призналась, что перевод ей дался с большим трудом, потому что речь в статье идет вовсе не о Югославии, а исключительно об Америке и о нас, к тому же автор касается уж таких щепетильных подробностей геополитики начала столетия, что она, как бы это сказать... Ну, она ведь тоже дорожит своей работой, а там все и всё на виду. Ну, ну... слегка покраснев, милая женщина попросила: ей не нужно никакого денежного вознаграждения, но хорошо бы не печатать ее фамилию под переводом. ( Последняя просьба была, конечно, исполнена ).

Публикация статьи мгновенно вызвала тихий шок в доме на Старой площади, где тогда еще размещался — за полгода до выселения — Центральный Комитет КПСС. Рассказывают, что партийные чиновники носились из кабинета в кабинет со статьей Калаича, как если бы в руках у них была портативная атомная бомба с часовым механизмом. Шуточное ли дело! Этот настырный серб говорил о том, о чем наивное большинство населения СССР ничего не знало, а «посвященное» меньшинство аккуратно помалкивало. Говорил об источниках финансового и идеологического обеспечения первой русской (по сути же антирусской) революции. Цитировал документы из малодоступных архивов США. Называл фамилии крупнейших денежных королей Америки начала века, кровно заинтересованных в свержении ненавистной им самодержавной власти в России. Ну, что там Парвус или Троцкий! Только мелкая разменная монетка в руках таких, как Яков Шиф и К". Американские финансовые магнаты, подтверждал Калаич с цифрами и фактами в руках, не пожалели золота и на сценарии двух революций 17-го года.

Не прошло и месяца после публикации, как главному редактору «Литературной России» Эрнсту Ивановичу Сафонову вручили конверт, пришедший откуда-то с Кубани. В конверт была вложена страница из местной газеты со статьей Калаича (перепечатанной, правда, без ссылки на отечественный первоисточник). На полях этой страницы — всего несколько слов от руки: «Что вы там в Москве все спите и спите! Вот каких вам авторов надо печатать, а не заполнять газету всяким мусором и навозом».

Так появились у Калаича в России первые надежные и благодарные заочные собеседники. Появились, повторяю, поcле первой же публикации. Слава Богу, русский читатель не разучился мгновенно оценивать качество печатного труда — на Кубани, на Волге, на Ангаре... Вскоре Драгош Калаич получил приглашение от Валентина Распутина: выступить на страницах «Литературного Иркутска» со всем, что бы он хотел сказать о современных судьбах славянства. О России.

Но мы «русскую тему» Калаича оставим на конец разговора, а сейчас приглядимся внимательней к его американским штудиям.

В 1993 году Калаич издал у себя на родине книгу под впечатляющим названием «Американское зло». Не правда ли, прямолинейностью своей такое название может насторожить? Неужели, скажет кто-нибудь, автор всерьез полагает, что все зло современного мира исходит из США? Нет ли в таком приговоре чрезмерной экзальтации, зашоренности или, мягче сказать, субъективности? Не возвращают ли нас к стилистике времен, когда всерьез писалось об «акулах империализма», линчевании негров и т.п.?

Как бы предвидя подобные вопросы, Калаич уже в предисловии к своей книге уточняет: исследуемый им феномен имеет совершенно очевидную европейскую родословную, которую, «условно говоря», можно определить как синтез «иудео-протестантской концепции экономики, анархического индивидуализма и принципов гражданского общества, в котором власть третьего сословия переросла в плутократию». На огромных пространствах «нового континента», вдали от обуздывающих норм европейской культуры и морали, эта гремучая смесь возросла до планетарных размеров, приобретя откровенно патологические черты и свойства. Первыми жертвами американского зла стали величественные культуры аборигенов, подвергшихся жестокому духовному и биологическому геноциду. Вторая губительная волна насилия обрушилась на «южан», которые унаследовали из Европы благородную архаику земледельческого феодального уклада, сложившегося еще до Французской революции. Кстати, сама эта революция, уточняет Калаич, стала во многом следствием возвратного шествия «американского зла» в Европу. Об этом свидетельствуют многочисленные факты, начиная от закулисной работы американских эмиссаров в предреволюционном Париже и кончая «Декларацией о правах человека и гражданина», составленной по образцу американского манифеста о независимости и эмансипации от европейской прародины.

Второе важное уточнение автора, касающееся корней и размеров «американского зла»: оно, это зло, вовсе не абсолютно и в самой современной Америке, потому что ему все упорнее сопротивляется «тихое большинство» американцев. Тех самых, которые, по свидетельству социологических диаграмм, с каждым разом все пассивней участвуют в президентских выборах и других акциях, требующих проявления политических чувств. Бытийственная природа зла в том и состоит, что оно не абсолютно, но постоянно покушается представить себя миру в качестве абсолютной ценности, устраивающей всех и вся.