Игорь Бунич - Меч президента

Конечно, глупо было бы предполагать, что «материалы» Барнаульского совещания не дошли до сведения президента Ельцина, хотя и в очень обтекаемом виде, благодаря стараниям составлявшей сводку специальной службы информации президента. Но и этого было достаточно для принятия президентом ответных мер.

К сожалению, Ельцин был связан Конституцией и существующими законами настолько, что фактически не мог предпринять против Руцкого никаких быстрых и решительных легальных мер.

Ответный удар президента пришелся через голову Руцкого по его аппарату, откуда был изгнан генерал КГБ Стерлигов, основавший в отместку «Русский национальный собор», который, номинально считаясь антисионистским, в действительности пытался объединить все антиельцинские силы. Вот тут-то Руцкому очень помешало его недавнее предательство «национал-патриотов».

Самого же Руцкого бросили «на укрепление сельского хозяйства», что по многолетней практике, введенной еще коммунистическими вождями, означало жесточайшую опалу, выход из которой могла обеспечить лишь труба крематория.

Цель, как известно, оправдывает все средства. А целью было ни много, ни мало как кресло президента. За него стоило бороться.

Если из желания стать лидером набиравших силу национал-патриотов Руцкой предал и расколол коммунистическую партию Ивана Полозкова, если из желания стать вице-президентом — предал и ошельмовал публично доверившихся ему националистов, то во имя президентского кресла можно было с завидной легкостью предать и президента, с которым он совсем недавно клялся «оставаться до конца» словом и честью офицера.

И, ни минуты не колеблясь, Руцкой предал президента. Такова логика жизни профессиональных предателей. Причем предателей столь откровенного толка. Одурманенные кессонной болезнью из-за невероятной быстроты взлета все известные в истории люди подобного рода (а, надо казать, что было их не так уж много) быстро сгорали, поздно понимая, что были всего лишь марионетками в чужих руках (часто даже в руках тех, кого они предавали), заканчивая свою жизнь в тюрьме или на эшафоте, а в особо демократические времена — в историческом нужнике, откуда время от времени доносился смрад их «эксклюзивных интервью» или жалких мемуаров…

И хотя Россию в мирное время трудно чем-либо удивить, но и то все с изумлением начали взирать на разгорающуюся войну между президентом и вице-президентом, чего никогда не случалось в истории стран, где имеются указанные должности.

Не то, чтобы все вице-президенты так уж сильно любили своих президентов и проводимый ими курс. Но в случае несогласия с патроном, вице-президент открыто об этом заявлял, после чего уходил в отставку и, в качестве частного лица мог бороться с президентом, сколько его душе угодно, придерживаясь, разумеется, рамок закона.

Руцкой же в отставку уходить не собирался, нагло заявив, что он, как и Ельцин, избран народом. На это злой на язык Полторанин съязвил, что возьми Ельцин на выборы в качестве вице-президента ведро с керосином, то и оно бы прошло на харизме самого Ельцина.

Тут бы вмешаться имевшемуся в стране Конституционному суду и поставить Руцкого в так любимые этим судом «конституционные рамки», но председатель Конституционного суда Валерий Зорькин был среди тех, кто воплощал в жизнь установки Барнаульского заговора.

Между тем, щупальца заговорщиков фактически парализовали жизнь по всей стране. Запущенные правительством реформы, буксуя на месте без обещанных конверсии и приватизаций, дали результаты почти диаметрально противоположные обещанным.

Наиболее чувствительный удар обрушился на традиционно незащищенные слои населения: детей и пенсионеров. Люди, получавшие некогда максимальные пенсии в 132 рубля, на которые жить, правда, тоже было невозможно, ныне оказались вообще перед угрозой вымирания, поскольку бушующая инфляция не только страшно взвинтила цены, но и почти мгновенно съела и все трудовые накопления людей за долгие годы тяжелого труда.

«Товарищи» из Центробанка оказались на высоте. Гудели шахты и заводы, месяцами не получающие зарплаты. Росло число недовольных, выращенных в социалистической казарме и не готовых ни к какой другой жизни, требующей творческой инициативы и свободного труда.

Те немногие, кто что-то еще пытался сделать: создать частные банки, независимые от «товарища» Геращенко, создать частные фирмы, чтобы запустить, наконец, механизм конкуренции и сбить цены, либо разорялись небывалыми и неизвестно кем введенными налогами, о которых они с изумлением узнавали только в банках, ЛИБО ФИЗИЧЕСКИ УСТРАНЯЛИСЬ.

Подпольная коммунистическая номенклатура развязала против свободного предпринимательства настоящий «красный террор». Управляя рэкетирами и наемными убийцами, ядро которых составляли профессионалы, «откомандированные» еще в начале перестройки из структур различных спецслужб, коммунистическое подполье подписывало смертные приговоры с традиционной легкостью и безнаказанностью.

Огромный карательный аппарат, созданный старой системой, модно называемый ныне «правоохранительным», не только демонстративно ничего не делал для раскрытия этих преступлений, прокатившихся по всей стране, но порой и откровенно их покрывал, явно давая понять, что выкованный Лениным «пролетарский» меч все еще находится в надежных руках.

Между тем, «брошенный» на сельское хозяйство Руцкой, хотя у него и не было времени заниматься подобными мелочами в горниле зреющего заговора, все-таки успел нанести удар и по зарождающемуся фермерскому хозяйству, заявив публично, что «введение фермерства на Руси — историческая ошибка», в то время как рабовладельческий колхозный строй — это все, что нужно исконно русскому человеку.

Одновременно с этим, Руцкой на корню зарезал идею создания земельного банка, после чего был с сельского хозяйства снят и остался сам по себе, поскольку президент уже не рисковал давать такому ОТКРОВЕННОМУ ДИВЕРСАНТУ какие-либо поручения.

А именно на президентских поручениях, как известно, конституционно основывалась сама должность вице-президента.

Поручения прекратились, но должность осталась, и Руцкой не проявлял никакой готовности с ней расстаться. Как в известной сказке: кот исчез, а улыбка осталась светиться на дереве.

И все это делалось практически без какого-либо противодействия со стороны президента, мягкость и долготерпение которого, как водится, были приняты за слабость.

Но источники Руцкого, пробравшиеся в ближайшее окружение президента, докладывали ему, что президенту известно очень много, гораздо больше, чем он дает понять не только в редких публичных выступлениях, но и в разговорах со своими сотрудниками, не доверять которым у него, кажется, нет никаких оснований.