Андрей Ходов - Утомленная фея – 3

В ожидание поезда вышли на перрон. На нем уже скопилось изрядное количество народу: мужики в халатах и тюбетейках, женщины с многочисленными выводками детей, старики и прочие. Геннадий забеспокоился. – Все это очень напоминает остановку автобуса в час пик. Не удивлюсь, если поезд придется брать штурмом. – Сима кивнула. – Точно, может даже и на ходу. Вагон-то общий, кто успел, тот и съел. Как бы нам стоять не пришлось до самой Ферганы. – И точно, подаваемый состав еще не успел остановиться, как в двери начали заскакивать особо торопливые пассажиры, а когда остановился, то ломанулись уже все, даже в окна умудрялись пролазить. Геннадий, пользуясь преимуществом в массе перед худосочными аборигенами, наддал, Сима протискивалась под его прикрытием. Удалось захватить пару неплохих мест у окна. Вагон быстро заполнился, люди заняли даже третьи полки, для багажа. Некоторым мест на сидениях не хватило, и они усаживались в проходах на свои вещи. Шум, гомон, а еще жуткая духота. – Ничего, поезд пойдет – проветрится, – утешил свою спутницу Геннадий. Шустрый проводник проверил билеты, состав тронулся.

Как водится и в России, пассажиры начали доставать припасы и приступили к трапезе. Только дежурную российскую курицу с успехом заменяли арбузы, дыни, лепешки, в общем, дары юга. Корки, шкурки, огрызки и прочие отходы вылетали в открытые до отказа окна. Сима сидела у окна, он рядом, а справа устроился старый узбек весьма колоритного вида. Аксакал, как его окрестил Геннадий про себя. В халате, чалме, с седой, козлиной бородкой, на поясе весьма впечатляющий нож в ножнах. – Старая вещь и, наверное, дорогая, – оценил Геннадий, когда сосед пустил его в ход при расчленении дыни. – Похоже, что булат и вязь арабская на клинке. – Еще при посадке старик аккуратно стянул с ног резиновые калоши с загнутыми вверх, острыми носками и поджал ноги с сапогами под себя. Геннадий с интересом посмотрел на калоши. – Ну и древность, где только взял? – шепнул он Симе на ухо. – Купил, надо думать, а что? Удобно, не портятся дорогие сапоги, а еще у них принято снимать верхнюю обувь при входе. Калоши, кстати, изготовлены в Таллине, на заводе «Пыхьяла». – Хм, а откуда ты знаешь? В Таллине все в них ходят?

– Знаю, отец рассказывал. Этот завод до перестройки выпускал сапоги, боты и прочее из резины и синтетики, в том числе и эти калоши для Средней Азии. Когда начался капитализм, почти вся продукция потеряла сбыт, трудно было конкурировать с китайцами. Кроме вот этих вот калош с острыми носками. Монополия, больше их в мире никто не делает. На этих-то калошах предприятие и выплыло. Бедность тут, не многие могут позволить себе часто менять кожаную обувь. Вот тебе и сбыт. Директор на «Пыхьяла», вроде, был родом из этих мест.

– Любопытная история, – Геннадий посмотрел на калоши более уважительно.

Стемнело очень быстро, как обычно и бывает на юге. Поезд сделал остановку на какой-то станции с труднопроизносимым названием, некоторые пассажиры направились к выходу. Вместо них появились другие. Растолкав сидящих женщин, напротив них уселся мужик лет сорока с рыжими волосами, европейского вида. Минут двадцать он сидел молча, потом заговорил. Не обращаясь к конкретному слушателю, так, в пространство. Монолог был странным. Выходило, что сидящий напротив мужик скрывается от зловредных агентов КГБ, которые его упорно ловят. На последней станции ему удалось от них оторваться. А еще он заявил, что при попытке задержания дорого продаст свою жизнь, всем окружающим не поздоровится. – Какой еще КГБ, какие агенты? Что за бред собачий? – напряженно соображал Геннадий. – Это подстава или просто шиза обуяла? – Сосед напротив продолжал нести ахинею с самым серьезным видом. Похоже, что многие узбеки еще не успели позабыть русский язык. Ситуация начинала напоминать Чеховский рассказ «Пересолил». Сидящие рядом с рыжим женщины начали опасливо отодвигаться, а аксакал напрягся и положил руку на рукоять своего тесака. – Слушай, мужик, а почему бы тебе не заткнуться? – не выдержал Геннадий. – Надоел, право слово. И спать мешаешь. – Рыжий замолчал на полуслове. Остальные тоже молчали. В вагоне погасили свет, хотелось спать. Сидящая рядом Сима доверчиво склонила голову ему на плече и сладко засопела во сне. Геннадий застыл, опасаясь ее спугнуть, потом осторожно переместил руку и обнял девушку за плечи. Рыжий шизоид, похоже, тоже задремал. Постепенно заклевал носом и сам Геннадий. Проснулся от диких криков и шума падающих вещей. Поднял голову, но только и успел увидеть мелькнувшие в окне ноги. – Что за черт? – сосед напротив исчез. – В окно выпрыгнул, на ходу, на параллельный путь, ну и дела, – сообразил Геннадий. – Самоубийца, наверняка шею свернул, – сообщил он проснувшейся Симе. – У этого немца просто мания преследования в острой форме, привиделось чего ночью и вот результат, – авторитетно заявила она в ответ.

– А почему немца? Они же уехали отсюда все, в Германию.

– Он немец, из местных, это видно по некоторым специфическим признакам, их в войну сюда много выслали. А уехали, значит, не все. Вот этот же остался. Может, в психушке сидел, а только теперь выпустили. Да ты сам его слышал, в речи явные анахронизмы. Как будто из банки с формалином вылез. Демократ, наверное, из старых. Все с советской властью воюет. – Геннадий согласно кивнул. – Теперь, очевидно, отвоевался, шансов у него немного. – Прибежал проводник и кто-то из поездного начальства, начали расспрашивать пассажиров о происшествии. Расследование, впрочем, не затянулось – махнули рукой.

Рассвело также быстро, как и стемнело. Аксакал и некоторые другие пассажиры расстели в проходах молитвенные коврики, и принялись за утренний намаз. – Интересно, а как они определяют направление на Мекку? Поезд-то петляет постоянно, по серпантину идет, – размышлял Геннадий, наблюдая за молитвой. – Ладно, это их проблемы, а у нас и своих хватает. Скоро Фергана, там надо будет подыскать подходящее жилье, лучше не в гостинице. Потом осторожненько наведаться к десантуре в полк, забрать там оружие, оборудование, инструкции. А потом…, что потом? Там видно будет, что прикажут, то и делать будем.

Город Фергана Геннадию понравился, по крайней мере, его старая часть. Широкие улицы, засаженные вековыми деревьями. Казалось, что можно пройти его насквозь, так и не выйдя из тени. Дома, правда, одноэтажные, но восточный город он представлял несколько иначе. И жара куда терпимее, чем в Ташкенте. Всезнающая спутница тут же выдала справку на этот счет. – Это не восточный город. Он, как и Петербург, сразу строился таким. Идея принадлежит генералу Скобелеву, он лично выбирал место. В сторонке от крупных туземных городов, чтобы чиновники и их семьи могли спокойно ходить по улицам, не опасаясь, что их зарежут. Административный центр, а еще крепость. Если где случится бунт, то пока еще сюда доберутся, можно было подготовиться. Радиальная планировка облегчала оборону. Аборигенов пускали в город только днем, а к наступлению комендантского часа выставляли за порог. Теперь, конечно, все иначе. Русских тут почти не осталось.