Карл Хаусхофер - О геополитике: работы разных лет

Галифакс Эдуард Фредерик Вуд, лорд Ирвин (1881-1959) – британский государственный деятель и дипломат. Во время Парижской мирной конференции 1919 – 1920 гг. подписал в числе 200 членов парламента телеграмму Ллойд Джорджу с протестом против мягкого обращения с Германией. В 1926 г. был назначен вице-королем Индии. В 30-х годах примыкал к так называемой клайвденской клике, добивавшейся соглашения с Германией. Захват Австрии и Мюнхенское [с.413]соглашение имели место в бытность Галифакса министром иностранных дел Великобритании. [с.414]

Так в тексте. В действительности длина береговой линии (с островами) Советского государства (начало 80-х годов) составляла свыше 108 тыс. км . [с.414]

Уязвимость Италии с моря очевидна. В целях как обороны, так и агрессии (Эфиопия, Испания) Италия встала на путь развертывания авиации (“Фиат”, “Капрони”). [с.414]

Здесь Хаусхофер пытается выдать желаемое за действительное. Между тем в книге Джавахарлала Неру “Открытие Индии” мы читаем: “…в Европе совершались перемены, появились Гитлер и нацизм. [Индийский Национальный] Конгресс немедленно отозвался на эти перемены и осудил их, ибо Гитлер и его доктрина казались прямым воплощением и усилением того самого империализма и расизма, против которых Конгресс вел борьбу. Японская агрессия в Маньчжурии вызвала еще более сильную реакцию ввиду нашей симпатии к Китаю. Японо-китайская война, события в Абиссинии, Испании, Чехословакии и Мюнхен усиливали все эти настроения и напряженность в связи с приближением войны” ( Джавахарлал Неру. Открытие Индии. М., 1955. С. 454). [с.414]

Прежде чем рассуждать о важном деле – о геополитических колониальных возможностях и описывать его, следовало бы сначала подумать и разобраться, осознав при этом три абсолютно различные в своей основе, далекие друг от друга ответственности. Первый исходный пункт – твердо придерживаться вопроса чести (Ehrenpunkt), сформулированного фюрером

Второй исходный пункт – трезвое рассмотрение колониальных возможностей с точки зрения геополитики.

Все, что мы говорим, следует говорить “без гнева и пристрастия” , как советовал в древности Тацит, говорить честно, со знанием дела и полной личной ответственностью.

Я придерживаюсь того же в нашем нынешнем разговоре: иноэтнические расы и пространства нужно видеть и показывать такими, каковы они в реальности, а не в воображении. Такой подход, уберегая от чреватых тяжелыми последствиями заблуждений, предполагает, что никогда не надо пытаться, исходя лишь из локального опыта, рассматривать и определять колониальный вопрос, существенный для будущего нашего народа и его позиции в чужеземных пространствах. Более того, размышляя о колониальных проблемах в целом, мы должны иметь в виду картину пространства и народных общностей всей планеты и ясно представлять себе, как в этой всеобщей картине, при таком всеобщем давлении клочок земли, имеющий значение для народа или расы, выдерживает испытание. Это имеет силу не только для возможности колониального решения, но и для того строительства в жизненном пространстве нашего отечества, которое предстоит в ближайшее время и в том роде, как образцовым образом изложил гаулейтер Вагнер, а именно каждая гау , каждый самый мелкий политический ландшафт должен строиться с учетом сильного внешнего давления, уметь его выдержать, как если бы они были одной из ячеек, которые должны устоять против враждебного давления на самой последней границе народного организма. Это дает нам указание ценнейшего свойства для возможности колониальной деятельности, но, к сожалению, и ограничивает до весьма скромных размеров пространства, в которых вообще мы можем после этой исполинской борьбы полностью сохраниться. Задумываемся ли мы о том, что уже теперь так [с.381]называемый Новый Свет как целое создал вокруг себя зону безопасности глубиной в 500 км ! Это притязание на территориальные воды, окружающие огромное мировое пространство, которое там хорошо парализует британский морской разбой. Отсюда и резкий протест Лондона. Поэтому для будущего и возможности колониальной деятельности нам остается пространство, жестко с точки зрения здравого разума ограниченное Старым Светом. Еще больше нас ограничивают здесь невиданные изменения последних лет.

То, в каком необычном образе, в колониально-политическом свете, предстала в жизни важная идея о совместно управляемой Еврафрике (как это я сам пережил начиная с 29 сентября 1938 г. до ноябрьских дней того же года, кульминацией чего была конференция по Африке в Риме, где я участвовал), остается в данном направлении важным исходным пунктом. На этой конференции, проходившей с 3 по 12 октября (куда были приглашены европейские “авторитеты”, наделенные весьма важными на их усмотрение культурно-политическими полномочиями), всплыла возможность воссоздать в пределах наших бывших африканских колониальных владений связную, почти сопоставимую по размерам западноафриканскую колониальную империю.

Напротив, Англия и Франция были явно готовы к тому, чтобы начать территориальные спекуляции и несколько изменить свои первоначальные предложения об устранении неудобств и помех, пока, разумеется, мы не будем удовлетворены. В итоге возможности оказались неиспользованными. Мы знаем, что еще раньше был момент, когда разумный и дальновидный французский премьер-министр – действительно хороший европеец в отличие от тех, кто себя так называл, не будучи таковым, – выразил готовность возвратить все вырванные Францией у немцев колониальные владения в Африке в обмен на постоянный мир и прочные гарантии на Рейне, которые в течение ряда лет фюрер щедро предоставлял Франции как реальные . Однако помехой тогда было лишь британское своекорыстие. Позднее это установит более определенно и обстоятельно колониальная история мира, назвав имена виновных.

Многим памятно утверждение английского журнала “New Statesman and Nation”, будто немецкая геополитика обслуживается неким инструментом, заимствованным ею у английского империализма. Через несколько дней они получат нужный ответ, который подтвердит: у нас была лишь убежденность, что в обширном арсенале, предложенном английским и французским колониальным империализмом, имелись хорошие инструменты, какими могли с таким же успехом воспользоваться и не владеющие пространством, и нищие. Нас обвиняют, будто мы вынашивали зловещие замыслы, поддерживая движения за широкое самоопределение, натравливали цветные культурные народы против их “законных” хозяев в Индии и Индокитае и, основываясь на идеях англичанина Макиндера, внушали миру, что связь [с.382]между нынешними державами “оси” – Германией – Россией – Японией – якобы единственная возможность неоспоримо противостоять британо-американской силе, приверженной методам “политики анаконды”. Когда за четыре недели до [второй мировой] войны один известный журналист – представитель держав Запада, высказал мне такой упрек, я возразил, что любой, кто подвергается сильному воздействию тактики “анаконды” со стороны государств, которые еще со времени Американской войны за независимость твердят о методах “анаконды”, также имеет право получить помощь в своем противостоянии противнику, стремящемуся к аннексии огромных пространств. Журналист упомянул, что следовало бы говорить не о “блокаде”, а о “вале мира”. Это евразийское мышление, которое воплощается в политическом пространстве, всем нам предоставляет возможность долговременного расширения жизненного пространства и с некоторых пор будоражит многие умы. То, о чем упомянуто в “New Statesman and Nation”, отражено до известной степени и в некоторых моих книгах, в частности в “Dai Ninon” (1913).