Александр Бялко - Происхождение человечества

Любопытно отметить сохранившиеся у древних греков технологические приемы судостроения. Они делали сначала внешнюю обшивку корабля, а затем скрепляли ее несущими конструкциями. Гораздо проще и удобнее начинать с несущих конструкций, а потом обшивать их. Так делают современные судостроители. Но греки делали копию. Добившись внешнего вида — сделав обшивку, они крепили ее, так как не знали, как устроены египетские корабли изнутри. Крепили они их единственно конструктивно правильным способом [рис. 56]. Греки были основатели рационализма.

Но папирус придумали использовать не только как плавучий материал. Если его разрезать вдоль на тонкие полоски, а затем из полосок сложить из него тот же плетень, получится что-то вроде ткани. Пока папирус еще влажный. Когда же он высыхает, то становится как сухой осенний лист. Первоначально из него делали набедренные повязки. Повязки получались очень неудобные. Пока они влажные, то очень неприятно их надевать, а когда высохнут, становятся шуршащими и негнущимися. Конечно, у них было огромное преимущество — их не надо стирать. Они были одноразовые, как сегодняшние одноразовые бумажные носовые платки. И достаточно прочные. Совершенно неожиданно у них появилось другое назначение. Скажем, спрашивает один египтянин другого:

— Когда долг отдашь?

— Да, все забываю.

— А я тебе на фартуке себя нарисую, чтобы смотрел и вспоминал.

— Ладно, рисуй.

— У тебя тут уже есть рисунок.

— Это я к соседу должен зайти.

— И что же мне нарисовать?

— А тебя же зовут Скарабей, нарисуй жука, чтобы я тебя не перепутал.

Так папирусы от выполнения функций нательного белья перешли к функциям, которые сейчас выполняет бумага.

Вот перед вами лист книги из белой бумаги, а написано на нем черным по белому. За последние пять тысяч лет ничего не изменилось. Папирус — уже приготовленный лист, разглаживали и высушивали под прессом, чтобы он получался ровным [рис. 57].

Другое дело — в других цивилизациях. В Месопотамии папирус не рос, и разводить его было нецелесообразно — он же сорняк. Там отметки делали на бракованных кирпичах. Но они же тяжелые и неудобные! Чтобы на них отчетливо писать, надо было остро затачивать перо. Так родилась клинопись [рис. 58], которая так и не стала основным способом письма. Ее пытались перенести на дощечки и вощеные таблички, но все это сгинуло без последствий.

У индейцев Америки, где любили кашу из кукурузы — маис, возникло немало других проблем. Злоупотребление кукурузой привело индейцев к массовому склерозу. Дело в том, что в кукурузе не содержится триптофан. Интересно, во всех продуктах питания Старого Света он есть. Триптофан является исходным материалом для серотонина, а тот отвечает у человека за проход нервных импульсов [рис. 59]. Поэтому индейцы были забывчивые.

— Помнишь, ты мне должен? — спрашивает один индеец другого.

— Не помню, склероз, все из-за этой кукурузы.

— Завяжи узелок, чтобы не забыть.

— Хорошо, завяжу.

Благодаря забывчивости индейцев и их любви к маису появилось узелковое письмо. Индейцы так много всего забывали, что на шнурке навязывались целые рассказы [рис. 60].

Но узелковое письмо со временем потеряло свой смысл, и сейчас вообще никто не знает, как оно было устроено. Будущее оказалось не за ним.

Вообще индейцы быстро забыли все, что касается их коренной цивилизации. Не забыли они только, как выращивать кукурузу и как ее готовить, поэтому сейчас остается лишь гадать, как прочитать древние индейские письмена, зачем строились пирамиды, что значат огромные изображения в долине Наско, которые видно только с самолета. Все унесла кукуруза, а сама осталась.

На этом месте надо перейти, наконец, к человеческой прихоти, которая была и в Новом Свете у индейцев, и везде в Старом. Кукуруза имеет молочную спелость всего несколько дней. В это время можно есть прямо весь початок — он нежный и вкусный. Когда же зерна поспевают, они становятся твердые и грызть их не очень-то удобно. Кроме того, хранить зерна кукурузы можно только в засушенном виде, а тогда они просто каменные. Проблема была одна и та же по всему миру — и в африканском раю, и в мексиканском. Хотелось бы сделать злаки мягче перед употреблением. Об этом говорит огромное количество зернотерок, которые до сих пор лежат по всей Сахаре. Я уже упоминал об этом. Эта прихоть — желание сделать еду вкуснее — привела к сказочному рывку в развитии цивилизации. На огромных пространствах и в Мексике, и в Африке, и в Азии зерно терли между камней. Победила Африка. Дело в том, что тереть можно двумя способами — вдоль и поперек. В первом случае вы делаете каменный валик и катаете его по основанию зернотерки [рис. 61].

Этот способ имеет преимущество в том, что усилия прикладываются небольшие. Другой способ состоит в том, что камни трутся друг о друга [рис. 62].

Крутить такую зернотерку гораздо труднее, но размалывает она мельче. На огромных каменистых просторах Африки, там, где сейчас Сахара, было много пригодных камней, чтобы изготовить и первую, и вторую конструкцию. Вся победа разума состояла в том, что люди нашли и обработали камни так что они стали круглыми. Индейцы Америки до сих пор перетирают кукурузу в маисовую кашу просто двумя камнями с плоскими поверхностями. Может быть, в этом опять виновата кукуруза — у нее зерна крупнее, чем у полбы и ячменя, которые ели в Африке и Месопотамии, и риса, который предпочитали в Юго-восточной Азии. Из-за больших и крепких зерен у кукурузы их нельзя было раздавить валиком, и Америка из-за этого не изобрела колесо. Я имею в виду не Форда, а древнюю коренную цивилизацию Америки.