Шон Кэрролл - Вселенная

Вспомните Сократа, Иисуса, Ганди, Нельсона Манделу. Или Микеланджело, Бетховена, Вирджинию Вулф. Разве «счастливый» — первое слово, которое приходит на ум, когда пытаешься их описать? Они могли быть — и определённо бывали — счастливы, но не это их качество является определяющим.

Ошибочно делать акцент на счастье и забывать, что жизнь — это процесс, зависящий от активности и движения, ошибочно вместо жизни искать какого-то совершенного состояния бытия. Такого состояния быть не может, поскольку перемены — суть жизни. Учёные, исследующие смысл жизни, различают синхронический смысл и диахронический смысл . Синхронический смысл зависит от вашего состояния в каждый конкретный момент времени: вы сидите на солнышке и поэтому счастливы. Диахронический смысл зависит от избранного вами пути: например, вы счастливы, так как уверенно двигаетесь к окончанию колледжа. Если мы позволим себе вдохновляться тем, что узнали об онтологии, то, возможно, стоит сосредоточиться на диахроническом смысле за счёт синхронического. Суть жизни — перемены, и можно попытаться вплести эти изменения в сами поиски смысла.

Ведь в конце вашей жизни будет не столь важно, много ли счастья вам выпало в этой жизни. Не лучше ли, если, подводя итоги своей жизни, вы сможете поведать её интересную историю?

10. Реальность ведёт нас.

В 1998 году психологи Шелли Тейлор и Джонатан Браун предложили термин «позитивные иллюзии». Так называются ложные убеждения, верить в которые приятно. Посредственный человек оценивает себя «выше среднего», мы склонны смотреть в будущее с большим оптимизмом, чем подсказывает имеющийся опыт. Так мы обычно дополняем наши когнитивные искажения.

Эффект реален: можно почти не сомневаться, что определённые иллюзии делают нас счастливее. Можно даже попытаться подобрать эволюционистское объяснение того, почему слегка завышенная самооценка может быть полезна для выживания. Можно представить себе программу, которая поднимает человеку настроение при помощи избирательной лжи. Но разве мы этого хотим?

Да, такие иллюзии могут делать нас счастливее, но лишь немногие люди осознанно стремятся к ложным убеждениям. Когда мы оцениваем себя «выше среднего», дело не в том, что мы себя убеждаем: «Буду оценивать себя завышенно — тогда и почувствую себя лучше». Нет, мы верим в такую оценку.

Выходит, что сделать всё правильно — быть честным с собой и другими, принимать мир таким, каков он есть, и смотреть другому прямо в глаза — запросто не получается. Для этого нужно постараться. Когда мы хотим, чтобы что-то оказалось истинным, чувствуем, что нам приятно во что-то верить, — это и есть основание для сомнений. Иллюзии могут быть приятны, но плоды истины гораздо лучше.

У нас есть более высокие стремления, чем тяга к счастью. Мы столько узнали о масштабе и устройстве Вселенной, о том, как сосуществовать друг с другом, находить смысл и значение в нашей жизни именно потому, что не любим принимать успокоительные иллюзии в качестве окончательных ответов.

Когда я был маленьким, в моей семье было принято регулярно ходить в церковь. Вероятно, такой еженедельный распорядок соблюдался по инициативе бабушки. Её родители родились в Англии, а она ходила в епископальную церковь. Мы посещали службы в соборе Святой Троицы в городе Трентон, штат Нью-Джерси; хотя никто бы и не подумал отнести его к выдающимся произведениям сакральной архитектуры, собор мог похвастаться высокими готическими витражами, которые казались маленькому мальчику весьма впечатляющими.

Мне нравилось ходить в церковь. Вероятно, больше всего я любил ходить на блинчики после службы, там неподалёку их предлагали с клубничным сиропом. В те времена я бы сказал вам, что это настоящий кулинарный шедевр. Но мне нравились и гимны, и внушительные деревянные скамьи, и даже ритуал утреннего одевания перед походом в церковь. Мне невероятно нравились таинства и церковное учение. Ходить в воскресную школу, читать Библию, пытаться понять, в чём суть всего этого. Самой интересной книгой в Библии мне казалось Откровение с пророчествами о будущем. Я даже смутился, когда где-то прочитал, что современной аудитории Откровение представляется в чём-то отталкивающим и даже возмутительным. В детстве это была крутейшая часть книги. Там были ангелы, звери, печати, трубы — что тут может не нравиться?

Мы перестали ходить в церковь после смерти бабушки — мне тогда было десять. Я превратился в такого «эпизодического верующего», какого можно встретить во многих американских семьях. Мой переход к натурализму не был ни драматичным, ни разительным; натурализм просто просочился в меня. Это было постепенное, а не внезапное изменение.

Однако были и два особых случая. Первый произошёл, когда я был ещё очень юн. Мы были на службе, и двое волонтёров заговорили о недавних изменениях в режиме службы. Им нравился новый порядок, поскольку в старом варианте литургии требовалось слишком долго стоять на ногах и на коленях, почти не было перерывов, чтобы посидеть. Мне это показалось возмутительной ересью. Как вообще можно брать и тасовать порядок службы? Не предопределён ли он Богом ? Вы имеете в виду, что люди могут просто взять и поменять какие-то детали? Я по-прежнему оставался верующим, но в тот момент были посеяны первые сомнения.

Прошло время, и я поступил на факультет астрономии в Католический университет Вилланова, что неподалёку от Филадельфии. К тому моменту я уже успел достаточно поразмышлять об устройстве Вселенной, поэтому любой назвал бы меня «натуралистом», но я ещё не «признался» в этом ни себе, ни кому-либо другому. В Вилланове читали множество обязательных курсов, в том числе по философии и по теологии; оба преподавались на протяжении трёх семестров. Философия меня завораживала, мне нравилось изучать теологию — профессора у меня были невероятно умные — и мне нравилось обсуждать разные идеи, независимо от того, верил ли я в них сам или нет.

Второй эпизод случился, когда я услышал песню «Единственный путь» с альбома «Tarkus» группы «Emerson, Lake & Palmer» (в те времена на факультете астрономии Вилланова было настоящее сборище фанатов прогрессивного рока). В композиции была шикарная органная партия Кита Эмерсона, но вдобавок в этой песне я впервые услышал атеистический месседж, который ни с чем не спутаешь, брошенный прямо в лицо: «Не нужно слова / Когда вы все уже слышали / Не бойтесь / Человек сотворён человеком». Не самая высокая поэзия, да и на разумный философский аргумент не тянет. Но эта глупая песенка впервые заставила меня задуматься о том, что вполне можно быть неверующим — что это не та вещь, которой можно стыдиться и которую следовало бы скрывать. Для скромного мальчика из католического университета это было уже немало.