Феликс Патури - Растения - гениальные инженеры природы

Независимо от того, о чем идет речь: о совершающих ли морские путешествия кокосовых орехах, о гонимых ли ветром по песчаным дюнам морских побережий соплодиях Spinifex или о степных растениях шарообразной формы «перекати-поле», во всех случаях мы имеем дело с ярко выраженным стремлением растения колонизовать новые территории и тем самым обеспечить как можно более широкое расселение своего вида. Сказанное в полной мере относится и к дальним полетам по воздуху пыльцы растений. На первый взгляд может показаться, что в последнем примере расселение практически исключено, поскольку анемофилия, или ветроопыление, предполагает наличие в конечном пункте воздушного путешествия, помимо пыльцы, хотя бы одного экземпляра цветущего растения того же вида. Однако посредством скрещивания с родственными видами, а позднее и возвратного скрещивания (бэккросса) возможно реальное увеличение ареала.

Но чего, собственно, добиваются растения, проявляя своего рода «миграционный инстинкт»? Разве для них не все равно, где им расти? Разве там, где цветет и плодоносит материнское растение, не самые подходящие условия для развития молодых всходов? Ведь по логике вещей вероятность нахождения благоприятной среды обитания должна уменьшаться по мере удаления семени, плода или целых частей растений от места произрастания их родителя. В принципе дело обстоит именно так. Однако два чрезвычайно важных обстоятельства объясняют стремление растений проникнуть на новые земли.

Во-первых, «мигрируя», растения колонизуют те регионы, где они могут выжить даже в таких условиях, в которых они на своей прежней родине, где существует конкурентная борьба за жизненное пространство, не имели бы никаких шансов на продолжение рода. Так, например, многие виды альпийской флоры не погибли в продолжительные по времени ледниковые периоды только потому, что их отдельные представители переселились в более теплые долины или даже в равнинные местности. Впрочем, не только наступление нового ледникового периода означало бы настоящую катастрофу и гибель большинства растений. Для многих видов реальной угрозой их дальнейшему существованию явилось бы уже устойчивое повышение среднегодовой температуры воздуха всего на полградуса при одновременном незначительном увеличении количества осадков. Например, колоннообразные кактусы погибли бы от чрезмерного поглощения ими влаги из воздуха даже при столь несущественном изменении климата. В условиях избытка влаги кактусы буквально переполняются водой, их оболочка не выдерживает и лопается.

Во-вторых, — и, возможно, это наиболее веский довод в пользу самого активного, самого интенсивного расселения — растения плохо растут в монокультурах. Если бы все семена прорастали и развивались в непосредственной близости от материнского растения, тогда на Земле существовало бы мною районов с бедной однообразной растительностью. В этом случае не происходило бы смешения растительных форм, которое является необходимой предпосылкой для образования естественного биоценоза и дальнейшего выживания всех составляющих ого видов. Вместо него появились бы монокультуры, которые в длительной перспективе оказываются нежизнеспособными. Эпидемические заболевания, массовое размножение насекомых-вредителей за короткий срок превратили бы такие однообразные ландшафты в пустыни, лишенные всякой растительности. Ветер и вода разрушили бы плодородный слой почвы, что весьма затруднило бы возобновление здесь жизни. В монокультурах не образуется достаточных запасов почвенной влаги, и это обстоятельство иногда обрекает на гибель целые лесные массивы. Ураганные ветры легче опустошают одновидовые древостой. Поваленные деревья — благодатная пища для жуков-короедов, которые, быстро размножившись, принимаются за уничтожение уцелевших деревьев. Но природа эффективно противостоит подобным катастрофам благодаря преобладанию в растительном покрове Земли смешанных насаждений, преимущества которых перед монокультурами вполне очевидны. Их, однако, не только не замечает, но полностью игнорирует человек, занимающийся лесным хозяйством.

Любое более или менее подробное описание острова Мадейра непременно содержит серьезные упреки в адрес первопоселенцев, почти полностью уничтоживших с помощью огня густые обширные леса острова. В книгах о странах, расположенных вдоль северных берегов Средиземного моря, можно встретить аналогичные обвинения, но уже относящиеся к «безответственным» европейцам, которые-де сплошь вырубили леса, когда-то покрывавшие среднегорья, и которым, несмотря на прилагаемые колоссальные усилия, никак не удается вновь облесить их.

Но где те, кто не только говорили бы в поучительном тоне о прошлом, но и принимали бы уже сегодня безотлагательные меры но предотвращению ущерба, который систематически наносится нашему будущему во всех странах умеренной зоны? Напротив, лесное хозяйство во все нарастающих масштабах культивирует то, чего всеми средствами стремится избежать природа: монокультуру. Ветровал, эпидемии, массовое засыхание деревьев на корню — все это явления, присущие монокультурным посадкам. Это уже не грозящая опасность, а реальная действительность. Тринадцатого ноября 1972 года сильный ветер всего за каких-нибудь несколько часов нанес громадный урон монокультурным лесным посадкам ФРГ. На площади 100 тысяч гектаров можно было насчитать около 40 миллионов вывернутых с корнем, поваленных и покореженных стволов, что в пересчете составило 18 миллионов кубических метров древесины. И все это — бросовый лес. На его перевозку потребовался бы железнодорожный состав длиной 9000 километров.

Чтобы как можно скорее убрать эти нагромождения валежника и бурелома, западногерманское правительство было вынуждено воспользоваться услугами лесорубов и рабочих лесного хозяйства, приглашенных из Тироля (Австрия) и даже из Канады. Действовать надо было без промедления, ибо гибнущие деревья могли стать причиной массового размножения жука-короеда и тем самым причиной гибели живых, уцелевших древостоев. Работа велась быстро и тщательно. И тем не менее даже спустя полгода многие площади все еще несли на себе следы происшедшей катастрофы. На фото 53 можно видеть состояние участка леса в Хохшпессарте в мае 1973 года. Но снимок запечатлел еще одну сторону ущерба, причиненного ураганными ветрами. Как видно, большая часть стволов покорежена и расщеплена, а это означает, что вся взращенная ценой долгого и тщательного ухода деловая древесина в течение немногим более часа была превращена ветром в обыкновенные дрова.

Можно ли было предвидеть и предотвратить эту катастрофу? Недалеко от тех мест, где пострадал лес в 1972 году (фото 53), еще в 1958 году сильные ветры «прорубили» широкую просеку в сосновом лесу. Что же сделали лица, ответственные за ведение лесного хозяйства? Вдоль поврежденных участков леса местные органы проложили своего рода учебную тропу и выставили на ней щит, на котором перечислялись все те меры, которые необходимо предпринимать во избежание повторения подобных случаев: «Защитные полосы закладывать перпендикулярно к основному направлению ветров. Осуществлять смешанные посадки глубоко- и мелкоукореняющихся деревьев (ель), а также тех культур, которые успешно противостоят сильным ветрам: европейской лиственницы, сосны, пихты, дуба, липы». Но сколь бы похвальным ни был факт установки этого щита, сегодня он сам представляет собой весьма мрачную иллюстрацию привычки человека забывать уроки прошлого. Позади щита, на том самом участке леса, которому уже однажды ветер нанес значительный урон, растет новая поросль, и опять же чистая монокультура. А еще дальше можно видеть немых, печальных свидетелей урагана 1972 года (фото 54). Следует ли ожидать, что и на этом пустыре вновь вырастят монокультуру, которая, быть может, через 20, 30 или 40 лет снова станет жертвой урагана? Перед лицом полного несоответствия между умными словами, написанными на щите, и молодым еловым лесом, растущим за ним, едва ли можно надеяться на что-либо иное, «ибо люди часто не делают того, о чем они осведомлены и что им следует делать».