Владимир Ажажа - Дорогами подводных открытий

Не знаю, удалось ли мне убедить корреспондентов. В дискуссию никто вступать не собирался, было уже за полночь, все изрядно устали и ждали встречи с кораблем, который должен обеспечивать наш отдых.

Но по радио сообщили, что из-за тумана в Кольском заливе этот корабль прийти не может, и поэтому ночь нам придется провести в лодке.

Число жаждущих «приклонить» голову превышало спальные возможности «Северянки» на двадцать человек. Но треволнения первого дня и позднее время сделали свое дело — через полчаса все спали.

Наутро мы снова в походе. Второй день был похож на первый, за исключением финала. Поздним вечером у южного побережья полуострова Рыбачий в губе с запоминающимся названием Ейна швартуемся к пробившемуся сквозь туман судну, назначенному для нашего сопровождения.

Наутро мы снова в походе, но уже с некоторыми потерями. На борту сопровождающей нас плавучей «гостиницы» осталось несколько корреспондентов и В. П. Зайцев. Постепенно налаживался, входил в привычку напряженный ритм походной жизни экспедиции. «Северянка» погружалась утром, под крупными звездами, всплывала вечером, когда на небе «билось» полярное сияние.

Мы накапливали свои наблюдения, росло число заполненных страниц в наших дневниках. Мир животных по-прежнему беден. Все те же черноглазки, ангелы, медузы, гребневики да мелкая рыбешка. Только однажды Павлову посчастливилось увидеть вдали какую-то довольно крупную рыбу. По-видимому, это была треска. Но ни одного косяка рыбы мы не встретили. Не обнаруживали косяков и наши гидроакустические приборы.

Все же, несмотря на глухое для этих мест время года, мы смогли сделать некоторые интересные обобщения.

Сделали мы попытку и для выяснения вопроса о возможности наблюдения из лодки за разноглубинным тралом. 20 декабря «Северянка» прошла через Кильдинскую салму [15] Салмой жители Кольского полуострова называют пролив, разделяющий острова или же отделяющий их от материка. и у восточного берега острова Кильдин пришвартовалась к стоящему на якоре рыболовному траулеру «Мелитополь». Согласовав с капитаном «Мелитополя» порядок работы и условные сигналы, мы вышли в открытое море. Замысел был прост: вначале траулер спустит трал таким образом, что он пойдет по самой поверхности моря. «Северянка» должна пристроиться сзади и вести наблюдения через перископ. Затем трал будут постепенно заглублять на условленные горизонты, соответственно должна погружаться и лодка, но уже с расчетом идти ниже трала и наблюдать через верхний иллюминатор.

Все пошло по формуле «первый блин». В море разгуливала крупная, баллов на пять, зыбь. Во время буксировки трала «Мелитополь» бросало из стороны в сторону и отклоняло от курса градусов на 15. Лодку, идущую на перископной глубине, ощутимо бросало. Перископ то и дело захлестывало водой, а иногда лодка теряла глубину, и тогда зрачок окуляра становился зеленым — над перископом билось Баренцево море. А трал никак не хотел показываться на поверхности, и никто не знал, на какой глубине он идет. Плохая погода заставила отказаться от продолжения испытания. Об этом просигналили на траулер, и «Мелитополь», выбросив столб черного дыма из своей непомерно большой трубы, пошел ловить рыбу, а мы погрузились, чтобы совершенствовать технику посадки на грунт.

Очень интересовал нас вопрос о «дальнобойности» наших подводных светильников. Для его выяснения мы использовали обычную жестяную консервную банку, которую помещали за бортом. Мы считали, что по своей отражательной способности такая банка весьма близка к предмету наших желаний — сельди. Ближний свет позволял нам в прозрачной воде хорошо видеть банку в 10–12 метрах от иллюминатора. При включенном дальнем освещении это расстояние возросло до 15–18 метров.

В последний день «генеральной репетиции» состоялась самая ответственная проверка — глубоководное погружение. Так называлось плавание и опробование работы всех механизмов «Северянки» на предельной глубине, которую без ущерба для себя и для экипажа был способен выдержать прочный корпус. В абсолютной тишине, внимательно прислушиваясь к работе агрегатов, держа под руками аварийный инструмент и будучи готовыми к немедленной борьбе с морской стихией, подводники «Северянки» проводили последний этап испытаний. Несколько часов над нашими головами нависал слой воды толщиной в две сотни метров. Иногда было слышно, как под бременем огромного давления поскрипывал прочный корпус. Через отдельные места уплотнений, особенно там, где наружу сквозь корпус выходят электрические кабели, капала или тонкой струйкой лилась соленая баренцовоморская вода. Но это «капли в море». Совершенно очевидно, что «Северянка» и прочна и герметична. Трудный экзамен выдержан. Десять дней позади. Хлопот и впечатлений столько, что время пролетело незаметно. Да, пожалуй, все ясно. Настроение у кандидатов в Атлантику бодрое, рабочее. Экипаж лодки заинтересован необычной миссией своего корабля и горит желанием выполнить ее с честью.

23 декабря, прорвавшись сквозь окутывающую Кольский залив густую пелену тумана, «Северянка» ошвартовалась в Мурманском порту. Первая экспедиция закончилась.

Во вторую экспедицию мы уходили незаметно, провожающих было мало. Лодка неслышно поплыла по стихшим наконец водам Кольского залива, быстро приближаясь к открытому морю.

Еще не все успели, как принято говорить у подводников, «осмотреться в отсеках», как из центрального поста раздалась команда:

— В отсеках закрепиться по-штормовому!

Смысл этой команды для непосвященных стал понятен через несколько минут, когда какая-то невидимая сила толкнула Бориса Соловьева в грудь и заставила сесть на койку радиста. Так дало о себе знать Баренцево море.

Нигде так постоянно и сильно не хочется спать, как на подводной лодке в море. Убаюкивающе-монотонный стук дизелей, журчание воды за стальной стенкой корпуса, полумрак в отсеках и ритмичное покачивание с борта на борт — идеальные условия для борьбы с бессонницей. Видимо, действием перечисленных факторов можно объяснить то, что человек на лодке способен начать «клевать носом» в любой момент, независимо от позы, в которой он находится. А когда амплитуда качки велика, то вставать просто не хочется. Это первое и самое распространенное проявление морской болезни. Второе ее проявление — отсутствие аппетита. Вот почему переданное по радио приглашение ужинать населением первого отсека было воспринято без должного энтузиазма.

К ночи качать стало меньше. Поднимаемся на мостик вдохнуть морского ветра. Замечаем, что от бортов лодки время от времени отскакивают большие светящиеся шары, дающие оранжевую вспышку. Соловьев высказал предположение, что это светятся в момент столкновения с корпусом лодки крупные медузы. Мы невольно залюбовались этой феерической картиной; но спустя минут пять были вынуждены вновь спуститься вниз — мостик маленький, надо дать возможность подышать свежим воздухом и покурить другим: в отсеках не курят. В кодексе, регламентирующем жизнь подводного корабля, это правило записано под номером один. Выделяющийся во время непрерывной работы аккумуляторной батареи водород в смеси с отсечным воздухом представляет собой взрывоопасное соединение, и любая искорка может привести к катастрофе.