Лансель Серж - Ганнибал

Фактически Сципион, что называется, выложил карты на стол. Он прекрасно понимал, что взять Карфаген силой ему вряд ли удастся. Глядя на освещенные лучами заходящего солнца мощные укрепительные сооружения, защищающие город, раскинувшийся на другом берегу Тунетского озера, он, разумеется, отдавал себе отчет, что карфагеняне будут яростно обороняться и у него нет никаких шансов сломить их сопротивление в разумные сроки. И мы знаем, что несколько десятилетий спустя, в 149–146 годах, осажденный Карфаген действительно продержался целых три года, хотя его пытались штурмовать лучшие римские полководцы [120] Объяснение мотивов поведения Сципиона в данном случае не выглядит убедительным. Очевидно, он руководствовался теми же соображениями, как и после Замы. Сципион, в отличие от Ганнибала, умел брать города. После падения Тунета и Цирты Карфаген был беспомощным. Неверно также и то, что в Третью Пуническую войну лучшие римские военачальники три года штурмовали Карфаген. Два первых года его не штурмовали, а с ним воевали совершенно бездарные полководцы (Цензорин, Манилий, Пизон). Штурм начался только, когда приехал Эмилиан, который взял город за 8–9 месяцев, то есть быстрее, чем Ганнибал взял Нуцерию. Кроме того, город был тогда в лучшем положении. (S. Lancel, 1992, pp. 434–446). И конечно, Риму не терпелось покончить с изнурившей его войной. Если же вспомнить, что совсем недавно Италия сама подвергалась смертельной опасности, то перспектива навсегда исключить Карфаген из числа потенциальных врагов, лишить его боевого флота и запереть в пределах африканских владений представлялась тем самым счастливым исходом, о котором прежде не приходилось и мечтать.

Сципион дал карфагенянам на размышления три дня, и сенат принял его условия. Что касается клана Баркидов, то они пошли на эту сделку не без задней мысли: всякая передышка играла им на руку, поскольку давала возможность вызвать из Италии Ганнибала, который — как знать? — может, и сумеет переломить ход событий. Осенью 203 года в сопровождении Кв. Фульвия Гиллона, одного из ближайших помощников Сципиона, делегация карфагенян направилась в Рим, сделав по пути остановку в Путеолах. Римляне приняли их не в городе, а на Марсовом поле, в храме Беллоны, и приняли скорее прохладно. Не помогли и настойчивые попытки пунийцев всю ответственность за случившееся взвалить на одного Ганнибала. Придерживаясь избранной линии, они с невинным видом заявили, что им поручено обговорить возврат к условиям мирного договора 241 года, с римской стороны подписанного Лутацием, чем лишь ожесточили сенаторов, среди которых нашлись люди достаточно преклонного возраста, лично участвовавшие в его подготовке и отлично помнившие все его условия. Сославшись на свою молодость, карфагенские делегаты сделали вид, что им впервые стали известны некоторые статьи того давнего договора, и услышали в ответ негодующий хор упреков в пунийском вероломстве (Тит Ливий, XXX, 22, 6). В действительности же карфагеняне преследовали совсем другую цель, пытаясь извлечь выгоду из растущего недовольства Сципионом, о котором догадались по высказываниям некоторых сенаторов. Особенно откровенно вели себя представители старинного рода Сервилиев, уроженцев Альба-Лонги, которым удалось в 203 году провести в консулы сразу двух «своих»: Гнея Сервилия Цепиона и Г. Сервилия Гемина. Правда, ни тот ни другой участия в заседании не принимали, поскольку Цепион находился в Бруттии, наблюдая за Ганнибалом, а Гемина держали в Этрурии дела. В качестве «первого сенатора» — princeps senatus — выступал тогда М. Ливий Салинатор, сменивший на этой почетной должности Кв. Фабия Максима, в ту пору либо уже умершего, либо доживавшего последние дни. Он-то и предложил отсрочить принятие окончательного решения до приезда Гемина, который все-таки находился ближе к Риму, чем его коллега, и потому сенаторы вознамерились вызвать именно его.

Нельзя, заявил Ливий Салинатор, обсуждать столь важный вопрос в отсутствие консула. На деле это означало стремление сената перехватить у Сципиона инициативу переговоров, начатых еще в Тунете. На выручку проконсулу поспешил его верный сторонник Кв. Цецилий Метелл, напомнивший собранию, что лишь благодаря победам Сципиона они получили возможность обсуждать условия капитуляции Карфагена и кому, как не Сципиону, лучше всех знать истинные намерения поверженного врага. Согласно Титу Ливию, последнее слово осталось за консулом 210 года М. Валерием Левином, который предложил отправить послов назад, обеспечив их надежной охраной, а Сципиону велел продолжать войну. Большего доверия, на наш взгляд, заслуживает версия, изложенная Дионом Кассием (фрагменты 56, 77), согласно которой сенат вообще отказался обсуждать что бы то ни было до тех пор, пока карфагенские войска не покинут италийскую землю. Лишь после того как Ганнибал и Магон увели свои армии из Италии, сенаторы после долгих споров закрепили условия договора, предложенные проконсулом. Благодаря Полибию (XV, 1, 3), рассказом которого мы вновь располагаем, начиная с описания событий 202 года, мы совершенно точно знаем, что сенат и римский народ одобрили составленный Сципионом договор и случилось это, по всей видимости, зимой 203/02 года.

Пока в Риме кипели страсти по поводу мирного договора, Ганнибал готовился покинуть Бруттий. Тит Ливий (XXX, 20) полагает, что он испытывал при этом горечь и сожаление, и мы ему охотно верим. Грузовых судов, прибывших из Карфагена, оказалось недостаточно, и ему пришлось заняться постройкой и оснащением новых (Аппиан, «Ганн.», 58), зато отборные части его войска, очевидно, тысяч 15–20 солдат, сумели вместе с полководцем переправиться в Африку [121] Солдаты-италийцы отказались покинуть родину. Ганнибал приглашал их к себе небольшими группами, будто бы для того, чтобы наградить, и их убивали (Liv., XXX, 20; Арр. Hannib., 59–69). . Именно им предстояло в скором времени составить третью линию боевого построения, которое Ганнибал бросит в бой при Заме. Корабли пристали к берегу в районе тунисского Сахеля, близ города Малый Лептис (ныне Лемта), между Тапсом (ныне Рас-Димас) и Руспиной (ныне Монастир). Так, осенью 203 года карфагенский полководец вновь ступил на землю Африки, которую покинул ребенком и которая наверняка теперь казалась ему незнакомой страной.

Ганнибал расквартировал свое войско неподалеку от места высадки, в Гадрумете (ныне Сус). Существовал целый ряд причин, заставивших его не торопиться с визитом в пуническую метрополию. Во-первых, он не доверял карфагенскому сенату, тон в котором слишком часто задавала фракция, возглавляемая давним врагом его рода Ганноном. Клевета, которой осыпал Ганнибала за его спиной этот завистливый трус, и привела в конечном счете, как считал сам полководец, к тому, что сорвался его план завоевания Италии. Во-вторых, не исключено, что до него дошли слухи о том, как вели себя карфагенские сенаторы сначала со Сципионом, а затем и в Риме, бессовестно переложив на его плечи всю ответственность за развязывание войны. На зимние квартиры он устроил своих солдат в Бизации, то есть в достаточном отдалении и от правительства Карфагена, и от армии Сципиона, справедливо рассудив, что в ближайшее время ему понадобится полная свобода маневра. Заняв такую позицию, он мог совершенно спокойно снабжать войско продовольствием, получать подкрепление и готовиться к будущей схватке с противником подальше от его зорких глаз. Наконец, именно на этом побережье Ганнибал чувствовал себя дома: здесь располагались его поместья, здесь он мог не тревожиться за собственную безопасность.