Ирениус Эйбл-Эйбесфельдт - Зачарованные острова Галапагосы

Тропические острова! Эти слова вызывают в воображении берега, покрытые пальмами, птиц с ярко окрашенным оперением, пышные леса с редкостными орхидеями, перевитые лианами. Но ничего подобного не увидишь на Галапагосах. В их прибрежных водах отражаются не стройные кокосовые пальмы, а лишь кактусы да выжженный солнцем кустарник, — на побережье сухо, как в пустыне. Климат архипелага определяется холодным течением Гумбольдта, представляющим собой прямую противоположность Гольфстриму. Последний отдает окружению свое тепло, течение Гумбольдта, напротив, приносит холодный воздух. Он устремляется с моря к суше, нагревается и вбирает в себя влагу вместо того, чтобы отдавать ее. Поэтому земля здесь столь же суха, как и на берегах Чили и Перу, также омываемых течением Гумбольдта. Дожди выпадают лишь в период с декабря по март; в это время года с ветвью Гумбольдта встречается теплое морское течение, идущее с северо-запада. Испанцы называют его «El nino» — «дитя»: оно достигает Галапагосских островов в рождество. El nino приносит с собой осадки, и тогда берег на короткое время покрывается свежей зеленью.

И все же почти всем, кому доводилось жить на Галапагосах, они казались безрадостными, иссохшими клочками суши. Американский писатель Г. Мелвилл, автор «Моби Дика», писал: «Тот, кто хочет составить представление о Encantadas, Зачарованных островах, пусть вообразит себе территорию где-нибудь за чертой города, покрытую тут и там высокими кучами шлака, между которыми простерлось море… Эта картина верно отражает действительность: перед нами скорее группа потухших вулканов, нежели островов, и выглядят они так, как выглядел бы мир, который господь бог после страшного суда покарал огненным ливнем.

Вряд ли найдется на земле столь же безотрадный уголок. Конечно, заброшенные кладбища, покинутые города, где разрушается дом за домом, наводят глубокую грусть. Но как все, что имело отношение к жизни, они, вызывая печальные раздумья, в то же время пробуждают в нас душевное волнение…

Бескрайние леса Севера, далекие морские просторы, куда не рискуют заходить корабли, ледяные поля Гренландии пугают человека своей неизведанной пустынностью. И все же и там свершается чудо смены времен года: постоянное чередование зимы и лета смягчает внушаемый этими местами страх. Пусть не ступала еще по дремучим лесам нога человека, но ведь и их посещает добрый май…

Над Зачарованными же островами тяготеет особое проклятие, отчего они более безрадостны, чем Мертвое море и полюса Земли: они не знают смены сезонов. Из-за близости экватора — он проходит через острова — здесь не бывает ни весны, ни осени. Никакие силы уничтожения не властны более нанести ущерб островам — они и без того выжжены и превращены в гряду шлаковых холмов. Иссушающий зной, стекающий с раскаленного неба, испепелил землю, избороздил ее трещинами и расселинами, сделал подобной сирийскому сосуду из тыквы, сохнущему на солнце. Кажется, что дух Зачарованных островов жалобно взывает: „Сжалься надо мной и пошли Лазаря, чтобы он обмакнул кончики пальцев в воду и охладил мой язык, ибо я страдаю от пламени“».

В этом поэтическом описании есть известное преувеличение, но что верно, то верно: в сухое время года низменные места на островах действительно превращаются в пустыни, возвышенные же, напротив, в течение многих месяцев в году окутаны туманами. Если подниматься из засушливой прибрежной полосы в горы, то в начале пути пересекаешь пояс зеленой растительности, затем вечнозеленые дождевые леса и в конце восхождения попадаешь в высокую область нагорья, лишенного деревьев, — лишь с зарослями папоротника, орхидей и пятнами лугов. Здесь на островах Чатам и Индефатигебль пасутся стада одичавшего скота.

Наряду с английскими наименованиями Галапагосские острова имеют испанские, поскольку принадлежат Эквадору. Нынешнее официальное название островов — «Архипелаг Колон», но оно не укоренилось. В литературе по сей день употребляются старые английские наименования, что дает нам право пользоваться ими в нашем описании.

Сравним эти названия:

На самом севере архипелага находятся крошечный островок Кулпеппер, или Дарвин (1°40′ с. ш. и 92° з. д.), и небольшая группа островов Уэнман, или Вольф (1°20′ с. ш. и 91°50′ з. д.). Они лежат за пределами района, охватываемого нашей картой.

Обособленность Галапагосских островов делает их особенно интересными для зоолога: пустынные скалистые утесы служат приютом для ряда замечательных эндемичных видов; здесь обитают, например, голубь, вьюрки, морские игуаны…

Галапагосская станция стала явью! В 1960 году, когда я третий раз посетил Галапагосы — теперь в сопровождении Хайнца Сильмана, — мы имели возможность осмотреть первые ее строения. Со временем их стало больше, и в 1964 году состоялось торжественное открытие станции.

Около самой нашей лодки из воды вдруг показалась могучая голова морского льва. С блестящего темного меха крупными сверкающими жемчужинами стекала вода, в щетинистых усах застряли клочья пены. Огромные темные глаза, затененные высокими, зловеще нависшими надбровными дугами, внимательно смотрели на нас. Животное было настолько близко, что, когда оно заревело, мы могли заглянуть ему в пасть.

День 6 января 1954 года навсегда останется в моей памяти. В то утро я впервые ступил на девственную землю Галапагосов. С иссиня-голубого неба солнце лило на землю палящие лучи, и только темные тучи, тяжело поднимавшиеся на далеком горизонте, предвещали первые грозы сезона дождей. Яхта «Ксарифа» вошла в бухту Гарднер на Худе, и до нас сквозь шум волн, бьющихся о берег маленького островка Осборн, донесся рев морских львов. Я попросил Ганса Гасса высадить меня поблизости от этих животных: мне, как истому исследователю, хотелось узнать возможно больше об их образе жизни.

И все же мне стало как-то не по себе, когда наш капитан Гейнрих Беккер, ставивший лодку на якорь, сунул мне в руку конец и сказал: