В. Злыгостев - Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную

Потери венгров росли, им казалось, что вырваться из лагеря-ловушки невозможно. «Они обнаружили, что монголы их окружили практически со всех сторон. Но в одном направлении, казалось, есть просвет» [16, с. 293]. Монголы, выполняя коварный план Субэдэя, «…отошли, открыв соблазнительную брешь в своих боевых порядках, чтобы выманить оборонявшихся на попытку выбраться через нее из окружения» [29, с. 305–306]. Венгры бросились в эту брешь и, казалось, вырвались, но не тут-то было — за спасающимся европейским воинством ринулась самая быстрая в мире конница. Субэдэй, применив эту уловку по выманиванию врага из укрепления, прекрасно понимал, что рубить в ужасе бегущего в спину гораздо проще, чем биться с ним лицом к лицу. Обращенные в беспорядочное бегство подданные и наемники Белы IV ощутили на себе всю мощь «монгольской лавы», самого совершенного в истории войн кавалерийского приема, годного и для обороны, и для преследования разгромленного противника. Э. Хара-Даван, не умаляя ни в коем случае методов ведения боя казаками, заметил, что наша знаменитая «казачья лава» являлась, по всей видимости, «бледной копией» [7, с. 138] лавы монгольской. Страшно представить в самом страшном сне, что чувствовали венгры и немцы, когда они из опасных противников, облитых броней — «кованых ратников» превратились в легкую добычу преследующей их монгольской конницы. «Как отважный лев, который кидается на добычу, монголы гнались за ними, нападали и убивали, так, что уничтожили большую часть того войска», — писал Рашид ад-Дин [38, с. 406]. А аббат из Мариенбурга через год после тех событий сообщал о 65 тысячах погибших [29, с. 306]. Король Бела IV бежал, бросив страну, вначале в сторону Священной Римской империи, а затем к побережью Адриатического моря. Его брат Коломан умер от ран.

Субэдэй, исповедуя классическую тактику монголов, без передышки преследовал венгров и «…помчался к городу Пешт» [12, с. 232]. Несмотря на возраст, полководец находился в авангарде и увлек за собой других. «Все князья тоже пошли [к городу], вследствие чего [вместе] атаковали, захватили его…» [12, с. 232]. Ипатьевская летопись скупо, но красноречиво повествует о той погоне: «…бежаша Угре и гнаша е Татаре до реке Доуная» [47, с. 144]. Взятие Субэдэем Пешта поставило жирную точку в очередном монгольском блицкриге, результаты которого жарко обсуждались на большом совете. Царевичи и военачальники разбирали по полочкам действия различных соединений и командиров. Был отмечен Шейбан — один из джучидов, и Сартак — будущий побратим Невского, старший сын Бату, предводитель передового отряда во время схватки за мост на Шайо [47, с. 142].

На том же совете произошло событие, которое еще раз подчеркивало независимость Субэдэя от чингисидов в принятии им решений касаемо военных действий и их выполнения. Бату был вне себя от гибели Бахату — своего племянника, сына Шайбана, во время неудачно проведенной им операции по захвату моста. Биограф Субэдэя так описывает этот инцидент и его разрешение: «Все князья пришли на сбор и [там] Бату сказал так: „Во время сражения у реки Хонин Субэдэй опоздал помочь, был убит мой Бахату“. Субэдэй ответил так: „Чжуван хотя знал, что в верхнем течении мелководье, все равно завладел мостом, чтобы переправиться и сразиться, не узнав, что я в нижнем течении [еще] не завершил связывание плотов. А сегодня знай себе говорит — я опоздал, и думает, что именно в этом причина“. Тогда Бату тоже уяснил [как было дело]. Позже, на большом сборе, пили кобылье молоко и виноградное вино. Говоря про события во время похода на короля, [Бату] сказал так: „Все, что захватили в то время, — это заслуга Субэдэя!“» [12, с. 232–233].

Рассматривая и анализируя тексты «Юань Ши», исследователь не найдет в той хронике подобных пререканий между представителем «Золотого рода» с кем-либо из военачальников или придворных. Кому-нибудь другому за такое забили бы рот камнями или притянули пятки к затылку, но Субэдэй… Субэдэй мог себе позволить оспаривать решения главы Улуса Джучи и делать дело, как ему виделось. Вне всякого сомнения, чингисиды не только уважали его, но и побаивались. Здесь надо понимать еще и то, что под командой Субэдэя были лучшие части батуров, его ближние кешиктены [157] В данном случае его телохранители. и нукеры, которые внушали страх своей беспощадной свирепостью и умением владеть оружием. Но отдадим должное и Бату, который признал очевидное.

Победа в долине Мохи у реки Шайо была высшим достижением Субэдэя во время Великого западного похода, он подтвердил звание да-цзяна, приобретенное им в битвах за обретение монголами континента. После Шайо Субэдэй подобных сражений более не давал и снискал право остаться непобедимым.

Оценивая его действия в ходе всей зимней военной кампании, отдавая должное Субэдэю как стратегу, оперирующему войсками на определенном участке фронта, т. е. в Венгрии, важно отметить его роль в действиях, не позволивших самым серьезным противникам монголов в лице королей Белы и Вацлава, а также герцога Генриха объединиться. Стратегемму Субэдэя по их разгрому и нейтрализации в отдельности блестяще реализовали Байдар, Орду, Кадан и другие чингисиды, являвшиеся главными действующими лицами, отвечающими за прикрытое флангов орды и показавших себя состоявшимися военачальниками.

После событий на Шайо венгерские баны, хорватские и сербские князья, немецкие и французские бароны разбегались в поисках укромных местечек, в коих надеялись переждать азиатский ураган. Задачей преследовавших их Субэдэя и чиигисидов было по максимуму нанести урон отступавшим, посему монголы гонялись за ними по всей обширной венгерской пуште. Не тогда ли, по словам Э. Хара-Давана, «Субедей… во время венгерской кампании 1241 года… прошел… со своей армией 435 верст менее чем за трое суток» [7, с. 146], а ведь воителю было 66 лет, весьма солидный возраст для XIII столетия. Как видно, «свирепый пес» еще мог дать фору и молодым его последователям.

Достигнув Пешта и захватив его (штурм продолжался три дня), монголы переправились на правый берег Дуная и атаковали Буду, используя огнеметные машины. Активное применение зажигательных снарядов подтверждает свидетельство Фомы из Сплита, потому как с его слов «город монголы сожгли до того как взяли» [6, с. 254]. В связи с использованием завоевателями на европейском театре военных действий взрывчатых и горючих веществ, справедливо возникает предположение, высказанное в свое время Г..Лэмом о том, что порох «…мог и не быть „изобретен“ в Европе, а занесен туда монголами…» [7, с. 147]. При рассмотрении противостояния двух школ военного искусства — западноевропейского и степного — неоспоримым остается тот факт, что «…новаторская, исключительно динамичная монгольская тактика была для врагов большой неожиданностью» [60, с. 373]. Завоеватели с военной точки зрения были на много голов выше оборонявшихся. «Субутай посрамил польских, богемских, тевтонских, венгерских рыцарей, слывших лучшими в воинстве папы. Европа не знала полководца такого уровня… Вот кто был настоящий воин!» (курсив мой. — В. 3.) [61, с. 383].