Ребекка Склут - Бессмертная жизнь Генриетты Лакс

«Не делай этого, Дейл. Посмотри, что случилось с Захарией — он в тюрьме. Если убьешь этого мужика, что будет с твоими детьми? Так что убери ты этот ключ».

На следующий день, после того как Гепард ушел на работу, перед домом остановился мебельный фургон. Дебора взяла детей, собрала свои пожитки и приютилась у своего отца, пока не найдет себе отдельное жилье. Она тянула на двух работах, с трудом приспосабливаясь к новой жизни матери-одиночки. Дебора даже не подозревала, что вскоре узнает такие новости, что справиться с ними ей будет сложнее, чем с любыми выходками Гепарда.

В сентябре 1966 года генетик Стенли Гартлер взошел на подиум аудитории в отеле города Бедфорд (штат Пенсильвания), где объявил перед Джорджем Гаем и другими гигантами в области культивирования клеток, что в их работе есть «техническая проблема».

Дело происходило на Второй десятилетней обзорной конференции по культивированию клеток, тканей и органов, на которую собралось более семисот ученых. Многие представляли биотехнологические компании и академические учреждения; они приехали из Нью-Йорка, Англии, Нидерландов, с Аляски, из Японии и других мест, чтобы обсудить будущее культуры клеток. Аудитория гудела от возбужденных голосов — все говорили о клонировании клеток и гибридах, о составлении карты человеческих генов и об использовании культур для лечения рака.

Мало кто из присутствующих слышал о Стенли Гартлере, но вот и он, и скоро дело примет иной оборот. Придвинувшись к микрофону, он поведал аудитории, что во время поиска новых генетических маркеров для своего исследования обнаружил, что восемнадцать из наиболее широко используемых клеточных культур содержали один общий компонент: редкий генетический маркер глюкозо-6-фосфатдегидрогеназу-А (G6PD-A), который встречается почти исключительно у черных американцев, причем даже у них достаточно редок.

«У меня не было возможности выяснить расовое происхождение всех восемнадцати линий клеток, — заявил Гартлер слушателям. — Известно, однако, что по крайней мере некоторые из этих линий происходят от доноров кавказской [европеоидной] расы, и что как минимум одна линия — HeLa — негритянского происхождения».

Он знал об этом, так как несколькими месяцами раньше написал Джорджу Гаю:

Хотелось бы узнать расовую принадлежность человека, от которого была изначально взята ваша линия клеток HeLa. Я изучил ряд старых газет с описанием развития линии HeLa, однако не нашел никакой информации, относящейся к расе донора.

Когда Гай ответил, что клетки HeLa были взяты у «одной цветной женщины», Гартлер понял, что нашел источник проблемы. «Мне кажется, самое простое объяснение состоит в том, что все эти линии клеток были заражены HeLa», — объявил он аудитории.

Ученые знали, что они должны не допускать заражения своих культур клеток бактериями и вирусами; они также знали, что клетки могли загрязнять друг друга при их смешивании в культуре. Однако в случае с HeLa они не понимали, с чем столкнулись. Оказалось, что клетки Генриетты могли переноситься по воздуху вместе с частицами пыли, могли путешествовать из одной культуры в другую на немытых руках или использованных пипетках, могли переезжать из лаборатории в лабораторию на куртках и ботинках исследователей, либо через систему вентиляции. Клетки HeLa были невероятно жизнеспособны: если хотя бы одна из них попадала в чашку для культивирования, то она захватывала ее, потребляя всю культуральную среду и заполняя все свободное пространство.

Открытие Гартлера произвело на ученых удручающее впечатление. С тех пор как пятнадцать лет назад Джордж Гай вырастил первую партию HeLa, число опубликованных статей на тему культивирования клеток ежегодно возрастало более чем втрое. Ученые тратили миллионы долларов на проведение исследований клеток, чтобы изучить, как ведет себя каждый тип тканей, сравнивали их друг с другом, проверяли специфические реакции различных типов клеток на те или иные лекарственные препараты, химические вещества и окружающую среду. А если все эти клетки были на самом деле клетками HeLa, это означает, что миллионы долларов были потрачены впустую, а исследователи, выяснившие, что разные клетки в культуре ведут себя по-разному, должны были бы как-то это объяснить.

Спустя годы Роберт Стивенсон — к тому времени президент Американской коллекции типовых культур (АТСС) — так описал мне выступление Гартлера: «Он появился на этом собрании, не имея отношения к культивированию клеток, и принялся гадить в чашу для пунша».

Стивенсон и другие члены Комитета по сбору культур клеток сидели в зале, совершенно ошеломленные, в то время как Гартлер тыкал указкой в висевшую на стене схему с перечнем восемнадцати линий клеток, зараженных HeLa и с именами людей или мест, откуда он их получил. По крайней мере шесть зараженных линий поступили из АТСС. Итак, HeLa проникла в «Форт Нокс».

К тому времени коллекция АТСС выросла до дюжин различных типов клеток. Все они гарантированно не были заражены вирусами и бактериями, и они были проверены на загрязнение клетками других видов живых существ. Однако не существовало еще теста, с помощью которого можно было бы узнать, не были ли клетки, взятые от одного человека, загрязнены клетками другого человека.

В сущности, теперь Гартлер сообщил аудитории, что все эти годы исследователи считали, будто создают коллекцию человеческих тканей, тогда как на самом деле, возможно, они всего лишь вновь и вновь выращивали HeLa. Он отметил, что несколькими годами ранее, когда ученые начали принимать меры по предохранению от межвидового загрязнения (например, стали работать под стерильными вытяжками), вдруг стало сложнее выращивать новые линии клеток. И фактически «с тех пор было описано очень мало [новых линий человеческих клеток]». Более того, по его словам, с тех пор не было новых случаев «так называемой спонтанной трансформации культур человеческих клеток».

Все присутствующие в аудитории понимали, что это значит. Помимо того, что они, возможно, потеряли более десяти лет и миллионы долларов, выделенных на исследования, Гартлер предположил, что спонтанной трансформации — одного из самых знаменитых перспективных направлений поиска лекарства от рака — возможно, попросту не существует. По его мнению, нормальные клетки не превращаются спонтанно в раковые, а просто замещаются HeLa.

Он закончил свое выступление словами: «Если исследователь предполагал, что конкретная линия клеток происходит от конкретной ткани — например, печени… или костного мозга, — то результаты его работы оказываются под серьезным вопросом и, с моей точки зрения, должны быть отвергнуты».