С Корыткин - Тигр под наркозом

Лисовин попадает в «вытрезвитель».Ночью сон приснился, будто нашел спящую лисицу. Обрадовался и проснулся. Еще темно, рано идти и вставать неохота. Но пойду, пожалуй. Рывком поднимаю себя с постели. Скорее на лыжи. Вместе со мной пошла и Рита Азбукина. Она родилась в тульских засеках, была светловолоса, но отличалась повышенной эмоциональностью. Поэтому мы фамилию ее переиначили на цыганский манер и звали Азой Букиной. Она не обижалась, а даже гордилась.

На торфяных разработках лисица съела рыбку, начиненную 1,5 г барбитала. Съела целиком, только голова осталась. Идем тропить ее, как говорят охотники. Метров через 40 начался «пьяный» след. Спиной, чувствую: Аза в накале — сейчас что-нибудь спросит. Повернул голову: точно, глаза у нее полны вопросов и азарта — знает примету. Прикрыл себе рот — молчи, мол. Метров через двести след сделался совсем пьяным: в некоторых местах лиса, останавливаясь, утоптала снег, а вот уж и ползти начала... Картина ясная и четкая. Замерло сердце, поднимаю глаза — лисица! Она лежит, свернувшись калачиком, в 10 м от меня, рядом с небольшой торфяной кучей. Ага, спишь, голубушка! Подойдя ближе, вытаскиваю фотоаппарат, прицеливаюсь, а у самого мысль — не удрала бы. Щелкнул затвором — лисица подняла голову и посмотрела на меня. Успел еще раз щелкнуть. Падая, переваливаясь с боку на бок, она поднялась и кое-как преодолела бугорок. Хватит снимать! Кидаюсь за лисицей. Сбоку с приглушенным победным воплем бежит Аза. Настигнув лисицу, придавливаю в снег ее лыжей, хватаю за уши и шею. Зверь сильно рвется. Здоровый, черт! Еле держу. Пытается кусать, но челюсти слабее, чем тело, мне почти не больно. Нащупав веревку в кармане, начинаю связывать лисицу, с трудом запихиваю ее в рюкзак. Лис в нем урчит, крутится, недовольствует. Он оказался крупным, более 6 кг, самцом с буроватой шерстью, на которой кое-где седина. «Как здорово! Вот здорово», — приплясывает на лыжах Аза. Отправляемся к исходному месту, чтобы промерить длину пьяного следа и внимательно посмотреть его. Особенно сильно «буксовал» лис в кочкарнике и на взгорках. Он и остановился, упершись в небольшую кучу торфа, очевидно, не имея сил перелезть через нее. В точности, как пьяный человек. Через пару часов лисовин был совершенно нормальным и делал все возможное, чтобы удрать из «вытрезвителя».

О пользе бездорожья.Несколько лет спустя пришлось наблюдать на берегу реки, как хмельной мужчина, подойдя к натянутому совсем невысоко тросу, не стал перешагивать, а, потоптавшись, встал на четвереньки и пролез под ним. Для пьяного и малое препятствие становится непреодолимым.

«Пьяницы встречаются в канаве»,— говорит пословица. Скорее всего спящих лисиц мы находили в районе торфоразработок, где поверхность изборождена канавами. Всякие бугорки, пригорки, иные препятствия, как и рыхлый снег, содействуют лову животных снотворными. Наоборот, по гладенькой дороге одурманенный зверь уходит дальше. Недаром говорят «скатертью дорожка», по ней легче идти. Видимо, ощущая это, животное стремится выйти со снежной целины на тропу, чтобы успешнее переставлять спотыкающиеся ноги.

У нас был такой случай: «подвыпившая» лисица выбралась на дорогу и шла по ней, но при попытке свернуть завязла в придорожном снежном бугре и заснула. Чаще всего зверь засыпает, наткнувшись на препятствие. Если это горка, то иногда кое-как выберется наверх и засыпает, окончательно обессиленный. Узнав эту особенность, мы использовали ее в ловле зверей, выкладывая снотворные приманки там, где много неровностей, трудно ходить.

Мышь командует лисой.Сон сну рознь. Мать просыпается при первом слабом писке своего ребенка. Измученный солдат спит под грохот пушек. В детстве мы жили с отцом вдвоем. Он поздно приходил с репетиций в театре, когда я уже спал. Поэтому, ложась в кровать, я привязывал к своей ноге веревку и конец ее выводил за дверь. Дергая за нее, отец будил меня, и я открывал засов. Все другие способы были неэффективны.

Лисовин, принесенный Анатолием Четвериковым из лесу, находился под действием веронала в состоянии глубочайшего сна. У зверя сильно упала температура, и я стал опасаться за его жизнь. «Ничего с ним не будет,— уверял нас Толя,— смотрите!» Сделав губы дудочкой, запищал по-мышиному. И, о чудо! Лисица подняла ухо и, подержав его секунду, опустила. Толя снова запикал, лисье ухо снова навострилось. Не могло быть никаких сомнений: лисовин в состоянии, близком к наркозу, реагировал на еле слышимый мышиный писк.

Пораженные виденным, мы принялись шумно обсуждать невероятный факт. Наши громкие голоса лисицы не касались. Для пробы я крикнул что есть мочи. Реакции не последовало. Лисовина тормошили, дергали — никакого эффекта. Зверь выглядел мертвым, и лишь биение сердца и медленные движения груди свидетельствовали о наличии в нем жизни.

Довольно улыбаясь, Толя еще раз повторил трюк. Маленькая мышь своим слабым голосом командовала хищником, а наши крики не имели значения. Лисовин на них и ухом не повел. Поразительно! Мыши — главный корм лисицы и существовали вечно. Они важнее сравнительно недавно неизвестно откуда появившегося человека, наступление которого на природу эволюция не предусмотрела.

Оказалось, что наиболее жизненно важные биологические сигналы животное воспринимает даже через пелену наркоза, сигнал о них бежит и по бесчувственным нервам. Видно, в организме существует какая-то «аварийная служба» для передачи в мозг этих сообщений.

Загрызают ради пользы.Игорь Моисеев (не знаменитый артист, а Игорь Моисеев из нашего кружка) принес из леса спящую сойку. Пойманная ранее сорока сидела в клетке. Ей удалось как-то улизнуть. И вместо того, чтобы рваться на свободу, биться о стекла окон, белобока прямехонько направилась к спящей сойке. Подлетела к ней и с победными, грубыми криками принялась клевать спящую птицу в голову, совершенно не обращая внимания на людей, бывших в комнате. Пораженные, мы опешили, а потом, отогнав ожесточившуюся сороку, водворили ее в клетку. Почему такое? Сорока была сыта, зачем ей понадобилось клевать своего троюродного родственника, попавшего в беду? Подобным образом ведут себя и другие птицы этого семейства.

Стая ворон кормится на приваде. Одна из них, наклевавшись корма со снотворным, начинает пошатываться, припадать на бок. Остальные кидаются на нее и с карканьем долбают своими клювами. При этом поднимается страшный гвалт. Для нас он был сигналом идти спасать засыпающую птицу. Не раз жертву заклевывали насмерть. Может быть, варварский обычай свойствен только врановым? Увы, нет. На ферме я оставил на ночь в одной клетке двух усыпленных серебристо-черных лисиц. Одна из них проснулась раньше другой и принялась грызть шею спящей товарке, изрядно испортив дорогую шкурку, из-за которой мне пришлось терпеть большие неприятности.