Яков Гордин - Меж рабством и свободой: причины исторической катастрофы

Так желал Голицын отвести исконные страхи шляхетства перед засильем в правительстве знатных фамилий, а в последние годы — Долгоруких и Голицыных. Он повторяет то, что присутствовало едва ли не в каждом поданном в Совет проекте.

Кризис заставил Голицына протянуть руку и презираемому им духовенству. Верховный совет обязуется всячески опекать церковь, следить за исполнением Закона Божия и пресекать искажение православных догматов. Церкви возвращается право самой управлять своими землями, отобранное у нее Петром.

Декларируются особенно выразительно и широко права шляхетства, в первую очередь — знатного. Из фамильных людей, генералитета и знатного шляхетства избираются сенаторы и чиновники высоких рангов. Старые и знатные шляхетские роды получают, как требовал Татищев, преимущество в служебном продвижении перед шляхетством новым.

Что было чрезвычайно важно — шляхетство по новым правилам больше не зачислялось насильно в гвардию, армию и флот. Дворянин шел в военную службу только по желанию и не рядовым солдатом или матросом. Для шляхетства учреждались кадетские роты, из коих дворянин попадал прямо в гвардию офицером или гардемарином на флот. Это полностью соответствовало требованию "Конспекта шляхетских совещаний".

Согласно кондициям, отменялись любые гонения на семьи осужденных.

В соответствии с требованиями второго татищевского проекта — "проекта большинства" — особо оговаривалась забота об армии, гвардии и флоте: гарантировались правильная выдача жалованья, честный порядок производства в чины, солдатам и матросам обещана была защита от любых обид.

Запрещалось вмешиваться кому бы то ни было в дела купечества, объявлялась свободная торговля, и запрещалась монополия.

Рекомендовалось "крестьян податьми сколько можно облегчить, а излишние расходы государственные рассмотреть".

Столица возвращалась в Москву, что мотивировалось излишними государственными расходами на Петербург и необходимостью шляхетству находиться ближе к своим деревням для исправления хозяйства.

Все это было разумно и шляхетству, конечно же, приятно. Но вся власть оставалась в руках Совета, который сам себя пополнял.

Численность Совета не оговаривалась, что давало его лидерам свободу рук при неизбежном изменении состава — предстояло свести число Голицыных и Долгоруких до декларированного уровня. Можно с уверенностью сказать, что в Совете остались бы князь Дмитрий Михайлович и фельдмаршал Долгорукий, равно как и князь Василий Лукич и фельдмаршал Долгорукий, которые и сохранили бы контроль за деятельностью высшего органа.

Готовность князя Дмитрия Михайловича, определявшего в тот момент политику Совета, двигаться навстречу шляхетству давно уже заметили историки. Строев писал: "Нельзя отрицать, что Верховный Тайный Совет был готов идти на компромиссы. Он отвечал на требования шляхетства известным актом присяги, который представлял собою попытку примирить план Голицына с требованиями шляхетства" [99] Строев В. Указ. соч. Ч.1. С. 29. .

Присяга — документ лихорадочный. Его суровый создатель, годами продумывавший свои будущие деяния, уже не вспоминает ни о Швеции, ни об Англии. Он отчаянно пытается заткнуть зияющие дыры, из которых хлещет неприязнь, неприятие, ненависть к его великому замыслу. Он почти теряет достоинство, пытаясь замирить бушующий океан политических и просто человеческих страстей. Он опускается до оправданий, уверяя, что Совет не жаждет власти ради власти и что закон в нем впредь будет первенствовать над персонами.

Он готов на все — кроме одного: потери власти, которая была для него и в самом деле отнюдь не самоценна.

Понятно, почему князь Дмитрий Михайлович так упорно не соглашался на реорганизацию Совета, хотя это и грозило провалом всего дела. Впереди было самое главное — реформирование государственной системы по его плану: введение представительного правления. Для того чтоб осуществить свой план, князю Дмитрию Михайловичу нужна была сильная власть.

Он не верил, чтобы кто-нибудь, кроме него, мог довести до конца его замысел. С исчезновением полноты власти все теряло смысл…

Мы не знаем, когда и при каких обстоятельствах текст присяги был предъявлен генералитету и шляхетству. Знаем наверняка одно — оппоненты Голицына на компромисс не пошли. Текст остался неподписанным. Последняя возможность компромисса и союза была упущена.

Верховникам приходилось надеяться только на запуганность императрицы и ее полное послушание.

Однако надежды на это было мало.

10 февраля — на следующий день после провала затеи с присягой — Анна Иоанновна остановилась в предместье Москвы.

Пока верховники и оппозиционные им конституционалисты истощали силы в противостоянии — принципиально осмысленном, но практически бессистемном и оттого малоплодотворном, их подлинные противники делали свое дело методично и умно.

Всего в Москве собрались в эти недели около двух тысяч дворян, как подсчитал по присяжным листам Корсаков. Шляхетские проекты подписали в общей сложности около 1100 человек, из которых приблизительно половина были гвардейские и армейские офицеры. Стало быть, оставалось еще не менее 900 колеблющихся.

Мы помним, что проект Татищева подписали 249 офицеров: 51 гвардеец, 156 армейцев и 42 кавалергарда — две трети эскадрона, сопровождавшего царствующих особ в торжественных случаях.

Всего в гвардейских полках числилось около 200 офицеров. Таким образом, за уничтожение Верховного совета, но и за ограничение самодержавия высказалась значительная часть решающей политической силы, сосредоточенной в Москве.

И главной задачей партизан самодержавия было перетянуть на свою сторону "болото" и максимум гвардейцев.

Они вели свою работу исподволь и тонко. Князь же Дмитрий Михайлович "со товарищи" по необходимости давали своим противникам против себя мелкие, но постепенно накапливающиеся в грозную массу козыри. Поскольку в фундамент будущих реформ заложен был полезный, как они считали, обман, то до приезда императрицы верховники не решались не только обнародовать факт "ограничительной записи", но и официально объявить о смерти Петра II. Хотя фельдмаршал Долгорукий и настаивал на опубликовании кондиций и письма Анны, их утверждавшего, но двое Голицыных с ним не согласились. Они считали — и не без оснований, — что смена формы правления без личного подтверждения Анной законности происшедшего будет воспринята простым народом как узурпация власти верховниками и даст клевретам самодержавия сильные способы для смущения умов и организации беспорядков.

Ситуация сложилась абсурдная — все, разумеется, знали и о смерти императора, и о приглашении новой императрицы, но официально всего этого для народа как бы не существовало.