Лев Минц - Блистательный Химьяр и плиссировка юбок

В конце XIX века занятие фотографией в еврейской среде играло роль ремесла. Евреи стремительно пользовались возможностью расширить круг традиционных промыслов и яростно завоевывали эту область профессиональной деятельности.

Дело здесь не только в особых талантах (что, все фотографы были талантливы, как Шапиро?). Дело здесь в общечеловеческой мудрости: «Хочешь жить — умей вертеться». Евреям вертеться приходилось ох как, а в это умение входила и способность вовремя оценить новое. Пока другие еще об этом не подумали.

А ведь тут нужно было владеть новыми техническими навыками, может быть, даже обладать некоторым художественным чутьем (а то и талантом), приобретать дорогое оборудование и материалы.

Но какие еврейские родители станут экономить на благе и успехах своего ребенка? И покупали все необходимое. Подвиг их представляется тем значительнее, если учесть, что многим набожным и темным людям занятие фотографа, изготовляющего изображения людей, казалось греховным.

Салон художественной фотографии в начале прошлого века был уже обязательной принадлежностью не только губернских, но и уездных городов.

Советская власть частные салоны ликвидировала как класс. Бывшие владельцы превращались в мелких служащих ателье, где делали фото на документы, хотя и не только. Это уже не очень интересная история, но фотографы все еще в большом количестве принадлежали к лицам еврейской национальности. Недаром поэт Губерман, желая подчеркнуть переходный период в еврейской истории, когда евреи только что оторвались от земли, пишет:

То есть фотограф в поэтических глазах превратился в символ местечковых занятий. (Это мы, впрочем, оставляем на совести поэта.)

Но был еще один момент, который забывать не следует. Не все фотографы и дети их стали снимать фото для досок почета и профбилетов. Многие из этой среды, вооруженные знанием дела, хорошей техникой, ушли в документальную фотографию. Она в 20–30 годы бурно развивалась. Так появились известные фотографы-репортеры: Альперт, Липскеров, Наппельбаум, Е. Халдей, всемирно прославившийся снимком «Водружение Красного знамени над рейхстагом», и многие другие.

Из этой же среды вышли пионеры новой отрасли искусств — кинооператоры.

Но это уже совсем другая тема.

Наверное, все евреи в душе — юристы. Хотя бы потому, что обожают дискутировать и успокаиваются только тогда, когда победят соперника. Соперник, правда, не всегда знает о том, что он побежден, и убежден и часто считает, что победил он. Но — главное — оба довольны. Кроме того — даже с точки зрения чисто религиозной, — жизнью иудеев управляет такое количество правил и предписаний, что нормальное и спокойное существование может обеспечить только точное их знание и умение толковать. Так что хочешь не хочешь, а юристом (в смысле: знатоком законов), хотя бы и не профессиональным, быть приходилось.

Если же говорить не о любителях, а о профессионалах, то и тут количество евреев-юристов на еврейскую же душу населения весьма велико. Настолько велико, что выражение «я — сын юриста» может переводиться как «мой папа — еврей». (Мы, естественно, никого конкретного в виду не имеем; у нас у самих у многих — папа-юрист.)

А ведь если посмотреть повнимательнее в историю, выяснится, что евреи в юридическом сословии появились относительно недавно. Да что там «относительно»! Совсем недавно: в самых веротерпимых странах не раньше конца XVIII столетия. А в менее веротерпимых (в том числе — и нам хорошо известных) гораздо позже.

Не будем жаловаться на вечное стремление окружающего мира не давать евреям жить по-человечески. Дело во многом в том, что право в большинстве стран зиждилось на постулатах христианской религии, и считалось, что иноверец не может ни руководствоваться ими, ни глубоко принять их в сердце.

Тем не менее юридическая карьера евреев сильно привлекала. Не забудем, что действовали во всех странах Европы (и не только) раввинские суды, работа в которых требовала юридических способностей и навыков, и существовали люди, специализировавшиеся на работе в таких судах. Танах содержит множество нормативных предписаний — законов, а также их религиозное обоснование. Кстати, эти законы — во многом — вошли в различные системы законодательства современного мира. (Да еще и в почти тождественных формулировках!) Талмуд носит еще более последовательный юридический характер: ведь он собрание правовых, этических и прочих принципов иудаизма.

Существует и понятие «еврейского права» — системы, объединяющей принципы ритуала и юриспруденции. И мало кого в еврейской среде так уважали, как знатоков еврейского права. Таких знатоков хватало в любой крупной еврейской общине.

Так что можно сказать, что эмансипация евреев еще не наступила, а стремление стать юристами уже было.

Но, увы, помимо обоснования церковного были и другие обстоятельства, мешавшие евреям наконец-то заняться любимым делом: почти повсюду юриспруденция считалась занятием уважаемым настолько, что допускать в нее чужаков казалось невозможным. (Не забудем к тому же, что профессия юридическая всегда оставалась делом хлебным; это толкало к ней евреев, но и сплачивало ряды не желающих их до нее допустить.)

С приходом эмансипации, открывшей двери юридических факультетов для нехристиан, евреи составили изрядный процент от общего числа студентов.

Но — по причинам, изложенным выше — путь на государственную службу — судьями, прокурорами («королевскими адвокатами» в Англии) — был им где закрыт, где здорово затруднен. А вот адвокатура во всех странах относилась к «свободным профессиям». Правда, и в гильдию адвокатов вступить оказалось не просто. Но можно.

И наступила эпоха Великого Перелома: в адвокатуру пошел еврей.

Изменения, произошедшие в России после Великой Октябрьской революции, привели к тому, что все закрытые для евреев двери широко распахнулись. И евреи, естественно, в эти двери хлынули. Уж во всяком случае, исконная тяга их к юриспруденции во всех ее видах теперь могла быть удовлетворена полностью. Новая власть нуждалась в квалифицированных кадрах, коих среди евреев хватало и в царское время. А вслед за квалифицированными взялись за дело и кадры, может, не столь квалифицированные, но пробивные. Их, разумеется, хватало тоже. Кадры требовались и в прокуратуру, и в суд, и в милицию, и в ЧК. В последнем случае, впрочем, на первом месте стояла не столько юридическая подкованность, сколько преданность делу победившего пролетариата.

Следует заметить, что старые зубры присяжные поверенные, будучи буржуазного социального положения, частью эмигрировали, частью же, как бы теперь сказали, «залегли под корягу». Как никто другой они чувствовали шаткость правовой ситуации в новом социалистическом государстве и потому предпочитали не высовываться.