Глеб Елисеев - Эдгар Аллан По. Поэт кошмара и ужаса

Так у маленького Эдгара началась совсем иная жизнь. Одним из первых ее моментов стало крещение — 11 декабря 1811 года его окрестили, дав полное имя Эдгар Аллан По, в честь приютившего сироту Джона Аллана.

И если отчим вначале отнесся к приемышу прохладно, то приемная мать и ее бездетная сестра Энн Валентайн, которую Эдгар позже будет звать «тетя Нэнси», души не чаяли в маленьком сироте.

Эдгар рос маленьким вундеркиндом, которым гордилась Фрэнсис Аллан. Многие вспоминали, что во время семейных обедов в доме Алланов усыновленный сирота по просьбе присутствующих вставал на стол и прочитывал какое-нибудь стихотворение или исполнял песню. Его вознаграждали аплодисментами, а порой давали выпить и стакан сладкого вина, разбавленного водой. (Последнее, учитывая семейную предрасположенность По к алкоголизму, было явно лишним. Впрочем, пока никаких признаков будущего ужасного заболевания у мальчика не проявлялось. Ребенок рос послушным и внимательным, лишь изредка позволяя себе небольшие шалости.)

Отчим Джон Аллан, которого обычно принято изображать «злым гением» Эдгара По, чуть ли не сломавшим ему жизнь, был вовсе не таким злодеем, как его традиционно описывают биографы поэта. Он даже по-своему любил премного сына, хотя так и не сделал его официальным наследником. Видимо, на это повлиял личный опыт самого Джона Аллана, приехавшего в Соединенные Штаты из Шотландии в 1795 году.

Прижимистый и практичный, как и большинство шотландцев, он долгое время был вынужден во всем подчиняться богатому дядюшке — торговцу Уильяму Гэльту. Даже когда Аллан и его приятель Чарльз Эллис вроде бы основали собственную торговую фирму «Эллис и Аллан: оптовая и розничная торговля», они в реальности продолжали зависеть от поддержки Гэльта. Привыкший к строгой дисциплине и подчинению Джон Аллан явно ждал того же и от своего приемного сына, считая, что тот должен демонстрировать беспрекословное послушание более старшим, влиятельным и богатым.

И пока маленький Эдгар Аллан По не слишком разочаровывал своего приемного отца. Редкие наказания (в том числе и порку) он переносил безропотно. Однажды малыш Эдгар, набедокурив, сам принес связку прутьев Джону Аллану, чтобы тот покарал его. Растрогавшийся отчим тут же сменил гнев на милость и простил усыновленного мальчика. К сожалению, впоследствии подобные ситуации будут повторяться всё чаще и чаще, да только раскаяние По будет выглядеть всё более искусственным, а гнев Джона Аллана — всё более яростным и продолжительным.

И еще все обращали внимание, что малыш По с самых малых лет отличался сверхразвитым воображением и огромным интересом к чудесному и таинственному. Алланы не отличались богатством и владели всего тремя рабами. Одной из них была нянька-негритянка, часто рассказывавшая маленькому воспитаннику негритянские сказки и легенды.

Дом Джона Алана

А малыш их жадно впитывал, как пустынная почва — живительную воду…

Результат оказался не слишком удачным: однажды, когда Эдгар вместе с родственником его матери — мистером Эдвардом Валентайном — проезжал мимо заброшенного кладбища, то мальчик в ужасе закричал: «Они догонят нас и утянут меня в могилу!» Негритянские байки сыграли свою роль. Интересно, наказали ли няньку хозяева за ее «страшные рассказки»?

С начала марта 1815 года маленький Эдгар начал учиться в частной школе Уильяма Юинга, радуя приемную мать успехами. Вскоре шестилетний мальчик столкнулся с ситуацией, которая будет с отвратительным постоянством повторяться в течение всей его жизни, — он влюбился в соседскую девочку Кэтрин Элизабет Пуатьо, но обстоятельства привели к разрыву недолгого детского романа. Эдгар Аллан По был вынужден покинуть Ричмонд и вместе с приемными родителями отправиться на другой берег Атлантического океана.

Видимо, по совету своего богатого дядюшки Уильяма Гэльта, едва окончилась очередная война Великобритании и США, Джон Аллан решил открыть представительство фирмы «Эллис и Аллан» в Англии, рассчитывая на успешную торговлю американским табаком.

И вот 17 июня 1815 года бриг «Лотэр» отправился из устья реки Джеймс в Ливерпуль. Среди пассажиров на борту судна находились бизнесмен Джон Аллан, его жена Фрэнсис Киллинг Аллан, ее сестра Энн Валентайн и его приемный сын Эдгар Аллан По, шести лет.

Океан, это огромное, бесформенное, неодолимое нечто, околдовал будущего поэта. Позднее описание морских приключений станет заметной частью его творческого наследия, впечатляющие картины моря окажутся среди лучших, когда-либо созданных на английском языке. Но до этого еще было далеко… А пока Эдгар почувствовал на себе самую обыденную сторону морской романтики — в письме своему компаньону в Ричмонд его отчим заметил: «Фрэнсис и Нэнси были больны, но теперь чувствуют себя прекрасно. Эдгар был немного болен, но вскоре оправился».

28 июля 1815 года путешественники оказались на британских островах, но Джон Аллан не бросился с ходу заниматься делами. Он вместе с семьей решил посетить многочисленных шотландских родственников, с 11 августа по 7 октября побывав в Ирвине, Килмарноке, Гриноке, Глазго и Эдинбурге. Шотландские Алланы охотно принимали заморских гостей, а Эдгар сумел подружиться с Джеймсом Гэльтом, племянником мистера Уильяма Гэльта.

Впрочем, когда приемные родители попытались оставить будущего поэта у сестры Джона Аллана — Мэри, чтобы он пошел в местную школу, мальчик взбунтовался. Он отказался слушаться тетку и принялся строить планы побега в Лондон, к приемной матери, или даже вообще — домой, в Америку А вскоре и сам Джон Аллан решил, что его воспитаннику лучше обучаться в более достойном и известном учебном заведении.

Сначала Эдгара отправили в школу-пансион сестер Дюбур в Лондоне, но уже с осени 1817 года он числился учеником школы доктора Джона Бэрнсби в Стоук-Ньюингтоне. Позднее писатель оставил впечатляющую картину этого училища в рассказе «Вильям Вильсон»: «Самые ранние мои школьные воспоминания связаны с большим, несуразно построенным домом времен королевы Елизаветы, в туманном сельском уголке, где росло множество могучих шишковатых деревьев и все дома были очень старые. Почтенное и древнее селение это было местом поистине сказочно мирным и безмятежным.

Вот я пишу сейчас о нем и вновь ощущаю свежесть и прохладу его тенистых аллей, вдыхаю аромат цветущего кустарника и вновь трепещу от неизъяснимого восторга, заслышав глухой и низкий звон церковного колокола, что каждый час нежданно и гулко будит тишину и сумрак погруженной в дрему готической резной колокольни… Дом, как я уже сказал, был старый и нескладный. Двор — обширный, окруженный со всех сторон высокой и массивной кирпичной оградой, верх которой был утыкан битым стеклом… Владения наши имели неправильную форму, и там было много уединенных площадок. Три-четыре самые большие предназначались для игр. Они были ровные, посыпаны крупным песком и хорошо утрамбованы. Помню, там не было ни деревьев, ни скамеек, ничего. И располагались они, разумеется, за домом. А перед домом был разбит небольшой цветник, обсаженный вечнозеленым самшитом и другим кустарником, но по этой запретной земле мы проходили только в самых редких случаях — когда впервые приезжали в школу, или навсегда ее покидали, или, быть может, когда за нами заезжали родители или друзья и мы радостно отправлялись под отчий кров на Рождество или на летние вакации.