Карел Мандер - Книга о художниках

Работая над книгой, Карел ван Мандер не мог не испытывать определенного воздействия «Жизнеописаний» Вазари. Однако, вдохновленный ими, он отнюдь не копировал слепо итальянский образец. Читатель, знакомый с вазариевскими биографиями, без сомнения, заметит, что «Книга о художниках» принадлежит перу человека иного менталитета: быть может, не столь артистичного, как итальянец, более трезвого, педантичного. Карел ван Мандер серьезно относился к фактам: когда их недоставало, он не боялся признаться в этом читателю и не торопился дать волю фантазии. Создавая свою книгу задолго до XVIII века, когда родилась научная история искусства, чьим отцом по праву считается Иоганн Иоахим Винкельман, Карел ван Мандер проявил одну из «главнейших добродетелей настоящего историка», а именно «историческое смирение» [2] Прокофьев В. Н. Об искусстве и искусствознании. М., 1985. С. 269. . Его стремление к объективности даже в освещении творчества современных ему мастеров следует отметить особо, ибо тут он был уже вправе действовать не как историк, а как критик, непосредственно участвующий в художественном процессе. Тем не менее на страницах своей книги он признается: «И так как я допускаю, что моего ума или понимания могло быть недостаточно для справедливой оценки достоинств представителей нашего искусства и их произведений, то я старался избегать сравнений художников между собою, или безрассудно выказывать кому-либо из них пренебрежение, или же, наконец, возвышать одного в ущерб другому». Эстетическая позиция Мандера, его личные вкусы, человеческие привязанности обнаруживают себя, скорее, косвенно — в пространности биографий ряда его современников или в детальности описания некоторых произведений. Впрочем, степень подробности того или иного очерка в первую очередь зависела от материала, которым располагал автор.

«Книга о художниках» не является историей искусства в современном смысле: для этого ей недостает общей концепции. В отличие от Вазари, который сделал попытку найти некую закономерность в многообразии сменяющих друг друга художественных явлений, Мандер был чистой воды эмпириком. Он не пытался анализировать произведения и тем более сам художественный процесс. Его интересовали конкретные факты биографий художников, судьба их произведений, местонахождение и состояние сохранившихся работ. Памятуя о дидактической цели своего труда и работая в традициях того времени, он перемежает изложение этих фактов общими рассуждениями на моральные темы, например о пагубном для художественного творчества пристрастии некоторых мастеров к вину, порицает лень и самомнение и всячески превозносит трудолюбие и скромность, а главное — преданность Искусству.

«Книга о художниках» содержит данные о жизни и творчестве ста с лишним мастеров в основном нидерландской и отчасти немецкой школ XV–XVI веков, от гениального Яна ван Эйка, основоположника новой северной живописи, и таких выдающихся ее представителей, как Босх, Дюрер, Гольбейн, Лукас ван Лейден, Брейгель, до современников самого Мандера — поздних романистов, у которых учились великие представители следующей эпохи — Рубенс, Ван Дейк, Рембрандт. Посвящая очерк какому-нибудь мастеру, Мандер, как добросовестный хроникер, не упускал случая назвать его учителей и учеников, а также живописцев, работавших в том же городе, и сообщить какие-то сведения о них, если он таковыми располагал. Число упомянутых им художников, таким образом, значительно превосходит число включенных в книгу биографий. Многих из тех, кто когда-то принимал участие в художественной жизни нидерландских городов, но часто не превосходил ремесленного уровня, поглотила равнодушная Лета, и нередко единственным свидетельством об их жизни и творчестве остались строчки «Книги о художниках».

Этапы богатой двухвековой истории нидерландского искусства нашли в сочинении Карела ван Мандера далеко не равноценное освещение. Современному читателю может показаться странным, что в нем так мало написано о мастерах XV столетия — «золотого века» нидерландской живописи, с которым связаны рождение и высочайшие достижения национальной художественной школы эпохи Возрождения. Исключение составляют лишь открывающая книгу довольно большая глава о Яне ван Эйке, которого Мандер называл «звездой и украшением Нидерландов», и его брате Губерте, а также жизнеописание Гуго ван дер Гуса.

О других мастерах нидерландский писатель сообщает очень немногое или даже вовсе их не упоминает. Даже такому выдающемуся и плодовитому представителю школы, как Ганс Мемлинг, он посвятил лишь несколько строк. На то были, однако, объективные причины. К последней четверти XVI века многие из мастеров прошлого были забыты, о других — остались смутные, подчас фантастические воспоминания. Немногочисленные литературные источники сохранили о них отрывочные и не всегда достоверные сведения. Как это ни парадоксально, о «золотом веке» нидерландского искусства мы теперь знаем гораздо больше, чем автор «Книги о художниках». Но для этого понадобились усилия множества специалистов из разных стран, которые на протяжении XIX и особенно XX веков скрупулезно изучали архивы, критически анализировали письменные источники, исследовали корпус сохранившихся произведений того времени, уточняли атрибуции картин, возвращали имена анонимным художникам и одновременно занимались общими проблемами эстетики и иконографии нидерландского искусства.

Большая часть биографических очерков Карела ван Мандера посвящена живописцам XVI столетия, и они являются бесценным источником сведений об этом периоде истории нидерландского искусства, который, к слову сказать, гораздо меньше освещен в современной искусствоведческой литературе, чем «золотой век». Исключением являются два великих художника того времени — Иероним Босх и Питер Брейгель Старший, творчество которых издавна вызывало пристальный интерес искусствоведов.

Картина художественного развития Нидерландов в XVI веке крайне противоречива. Национальная школа утратила ту целостность, которая отличала ее в эпоху Ван Эйка-Мемлинга. «Порой разнообразных исканий, перекрещивающихся и борющихся между собой художественных стремлений» назвала это время Е. Фехнер, один из немногих искусствоведов XX столетия, попытавшихся нарисовать общий портрет нидерландского искусства XVI века [3] Фехнер Е.Ю. Нидерландская живопись XVI века. Л., 1949. . С одной стороны — распространение гуманизма, увлечение античной культурой, яркий расцвет научных знаний, активная деятельность «риторических камер» — литературно-театральных объединений горожан, членами которых были многие художники, зарождение и развитие итальянизирующего направления (так называемого романизма), почти обязательные к середине столетия, как то подтверждают и жизнеописания Мандера, поездки живописцев в Италию для завершения профессионального образования. С другой стороны — развитие, часто подспудное, национальной традиции, с присущим нидерландцам эмпиризмом мышления, которое приводит к вычленению самостоятельных жанров живописи: пейзажа, бытовых сцен, натюрморта; связь с народной почвой, с разнообразными формами низовой культуры, которая столь ярко проявилась не только у Босха и Брейгеля Старшего, но и у Питера Артсена, Маринуса ван Роймерсвале, Мартина ван Клеве и многих других. В творчестве отдельных мастеров эти разнородные тенденции нередко сосуществовали, приводя к парадоксальным результатам. В последние десятилетия XVI века, уже после смерти Питера Брейгеля (1569), господствующим направлением в Нидерландах стал маньеризм в своем позднем интернациональном варианте, хотя рядом с ним уже прорастали зерна искусства следующей эпохи. Многим молодым живописцам, о которых Карел ван Мандер пишет в заключительных главах книги (Я. ван Равестейн, А. Блумарт, А. ван Норт, С. Вранкс и др.), суждено было стать свидетелями яркого расцвета голландской и фламандской школ живописи в первой половине XVII столетия.