Соломон Воложин - Беспощадный Пушкин

Однако, этот неординарный гений был одновременно и простым обывателем. Его свободолюбивые мысли были скорее космополитические, чем политические. Французская революция его оставила равнодушным. Он женился, по его словам, чтоб не заболеть дурной болезнью от случайных женщин и чтоб устроить свой быт. К тому же эротические ощущения совпадали для него с понятием любви. А его будущая жена его соблазняла. Они были близки по духу и в их беспечности и в известной легкомысленности. Моцарт нежно любил свою жену, хотя иногда и изменял ей, и брак его нельзя было считать несчастливым. Так что добропорядочные черточки, проскользнувшие у Пушкина, опять соответствуют действительности.

Или:

Его так называемый поведенческий интеллект был, пишут, неярко выражен. Он был прост, мягко выражаясь, и это тоже нашло отражение у Пушкина.

Но в музыке это был совершенно другой человек. Когда он «отключался» от окружения, а это бывало часто, то, как говорили, «нередко распространял сбивающее с толку, какое–то демоническое — не грандиозно–демоническое, а клоунадо–демоническое впечатление». Импульс музыки управлял и его моторикой, что сегодня часто можно наблюдать у рок–певцов и музыкантов.

В общем, свободный, раскованный новатор, знавший себе цену и, в известной мере, игнорировавший окружающих.

Такой мог сочинять индивидуалистическо–экстремистские вещи.

И теперь надо определить, что именно таков художественный смысл тех его сочинений, которые упомянуты Пушкиным в трагедии: две оперы — «Свадьба Фигаро» и «Дон — Жуан» и «Реквием».

«Свадьба Фигаро» введена вот как:

«Voi che sapete»это начальные итальянские слова ариэтты N 11 Керубино:

Казалось бы, уже сам факт выбора Моцартом для своей оперы сюжета из Бомарше, который вместе с Сальери создал революционную оперу «Тарар» (о ней уже говорилось), разрушает логику, выводившую пока к индивидуализму и демонизму Моцарта. Но так кажется лишь от невнимательности.

Бомарше прошел 3 фазы в своем творчестве. 1‑я — первичный просветительский классицизм (юношеская поэма «Оптимизм»), 3‑я — вторичный просветительский классицизм («Тарар», 1787 год) и 2‑я — просветительский реализм, прославивший Бомарше навеки.

Как родился во Франции просветительский реализм? Как реакция на две крайности, господствовавшие тогда в театре: на классицистскую трагедию и на комедию рококо. Первая — сверхнравственная, где действующие лица — древние герои. Вторая — по идее неглубокая, развлекательная, чтоб не сказать попросту: сомнительной нравственности. И вот Бомарше соединил несоединимое — в нечто среднее, в драму, где воспевались доблести (т. е. «высокое»), но… людей «низкого» происхождения, всяких пройдох, вроде Фигаро. Я повторяю: это было соединение несоединимого — возвышалось низкое. Изворотливость — превыше всего!

И когда в его «Женитьбе Фигаро» переодевшаяся и изменившая голос Сюзанна, в темноте принимаемая разгневанным Фигаро за графиню, предлагает ему отомстить (прелюбодеянием с собою) его якобы неверной невесте и ее соблазнителю графу (якобы занимающимся сейчас, перед свадьбой, прелюбодеянием в беседке), то Фигаро соглашается и говорит в сторону:

Неплохо было бы еще до свадьбы…

И как–то не верится, что он совсем–совсем разгадал, что перед ним не графиня, а его Сюзанна. Ничто человеческое ему, мол, не чуждо, а человечеству свойственна полигамия. А если он даже Сюзанну разгадал, то все равно есть элемент вызова общепринятому: соблазнить свою невесту до свадьбы. Реалист Бомарше!

И если писал Плеханов, что идеал тут был нравственная проповедь умеренности, то можно согласиться: такой блуд — это совсем не то, что блуд аристократов. Граф Альмавива 12-летнюю Фаншетту не прочь был соблазнить. А главное, граф пользуется своим положением: деньгами, властью. Это возмущает Бомарше. Он — за социальное равенство в любовной гонке. И потому у Бомарше не только — в итоге — бесправный Фигаро побеждает Альмавиву в притязаниях на Сюзанну, но даже пока бесправный (по молодости лет) будущий аристократ, а ныне паж, Керубино побеждает Альмавиву, и Фаншетта (в другой беседке) готова одарить пажа не только сластями. Смотрите.

«Действие пятое. Явление 1.

(Фаншетта одна, держит в одной руке два

бисквита и апельсин…)

Он сказал — в левой беседке. Вот тут… Если он не придет, то моя роль…»

Думайте, что хотите. Но только в первом действии ее роль называется «роль невинной девочки, которую она должна играть на сегодняшнем празднике». В пятом действии, вот сейчас, она удрала с начинающегося праздника на свидание с навсегда изгоняемым из замка Керубино, чтоб провалить свою роль невинной девочки и на праздничной сцене и в жизни, здесь, в беседке.

Ханжи–аристократы не зря упрекали Бомарше в безнравственности. Он был за юридическое равенство в любой конкуренции, в том числе и в любовной. И, мол, побеждает пусть сильнейший от природы и — чтоб не вмешивалось ничего, что от общества. А природно сильнейший на любовном фронте — в комедии у него — Керубино. Он волочится за всеми женщинами сразу: и за Фаншеттой, и за Сюзанной, и за пожилой Марселиной, и за графиней, своей крестной — и ото всех чего–то да добивается: поцелуя, ленты, вздохов и т. д.

И если демократам в комедии Бомарше импонировали социальные шпильки, которые автор — в борьбе за равенство — разбросал по всей пьесе, то Моцарту они были безразличны (да они бы и не прошли цензуру в отсталой Австро — Венгрии). Мало того, Моцарт и его либреттист Да Понте не только опустили (или притупили) социальные шпильки, но усилили крайне индивидуалистический пафос (время в Австро — Венгрии еще не потребовало объединения бесправных индивидуалистов). Нас здесь, в опере, интересует бесправный Керубино.

У Бомарше он сочинил романс о своей любви к крестной (графине), она в романсе названа. А у Да Понте — в обозначенной Пушкиным ариэтте N 11 — адресата любовного томления уже нет. На свой счет может это сочинение пажа принять любая. Он им и пользуется, как универсальным инструментом в заигрывании с каждой юбкой. Мало того, он даже пытается Сюзанну подрядить в зазывалы других женщин:

«К е р у б и н о (бегая вокруг кресла). О, лента, как ты прекрасна и как нежна ты! (Целуя ленту) ленту верну я только вместе с жизнью!

С ю з а н н а (начинает бегать за ним, потом как будто устала) Но, право, что за дерзость?