Соломон Воложин - О сколько нам открытий чудных..

С. 253:

«Каждый его элемент, будучи порожденным творческой волей художника, служит некой художественной цели. Художественный мир, таким образом, осмыслен и как целое и в своих отдельных частях. И эти смыслы обращены к воспринимающему сознанию; мир художественной действительности не покоится в самозамкнутости — он активен, направлен вовне, стремится втянуть в себя предстоящее ему сознание, внушить ему вполне определенное, однозначное понимание самого себя».

С. 254:

«Смысл, вложенный в произведение автором, есть величина принципиально постоянная».

С. 255:

«Художественный смысл имеет троякую природу: во–первых, он объективен, общечеловечески универсален и принадлежит самой жизни, и благодаря этому он доступен для воспринимающего сознания; во–вторых, это объективное бытие органически усваивается авторской личностью, благодаря чему объективная истина становится лично конкретной, живой, экзистенциальной; в-третьих, автор воплощает эту усвоенную им жизненную истину в художественный образ. Чисто смысловое, духовное ядро обрастает плотью, которая прячет и затемняет, но одновременно и выявляет его».

На странице 257 есть, в принципе, и об особости художественного смысла: «ему не присуща ни пластическая оформленность, ни характерологическая завершенность…»Речь о нецитируемости, другими словами.

С. 267:

«Нам кажется, что… вывод о бесконечном числе смыслов художественного произведения… совершенно правильно описывает реальное состояние вещей, но не мо[же] т рассматриваться в качестве методологии интерпретации произведения. Действительно, многосмысленность произведения, неравенство его себе самому в большом времени есть факт его жизни — но факт, скорее, печальный. Он свидетельствует не столько о раскрытии новых смыслов, сколько о полном забвении старых и истинных… Обнаруживающиеся в большом времени… «смыслы», опровергающие друг друга, не могут все быть истинными — какие–то среди них суть заблуждения…

На наш взгляд, интерпретатору вообще не следует ориентироваться на эту многосмысленность. Для него смысл произведения единствен — именно тот, который был вложен в него созидающей авторской активностью».

С. 268–269:

«Перед интерпретатором должен стоять образ автора произведения, образ творящей личности, желающей своим произведением что–то сказать миру — сказать то, что известно ей одной. Только при этом условии интерпретация окажется более или менее созвучной произведению. Конечно, исследователю никогда не удастся полностью преодолеть своей субъективности; постижение авторского смысла в его чистоте — недостижимый идеал. Но ориентироваться на него, на наш взгляд, есть прямой долг исследователя».

Это счастье, что за десятки лет чтения филологической литературы я не наткнулся на эту статью. (А может, их, таких, и больше есть.) Счастье, что я читал лишь своих противников, более или менее выраженных. — Тем больше у меня проявилось энергии протеста и, надеюсь, ярче стал результат. Спасибо врагам!

Но счастье и то, что я оказался не один. Что узнал о Бонецкой до того, как книгу эту издал. Что положительное отношение той, от которой я о Бонецкой услышал, и само ее должностное положение позволяет надеяться, что зерна, извиняюсь, наших идей прорастут в молодежи, и та найдет когда–нибудь в себе силы противостоять моде абсолютизации формализма, структурализма, деконструктивизма и тому подобной для постижения художественного смысла вредности.

Одесса. Осень 2002 г.

НАУЧНО-ПОПУЛЯРНОЕ ИЗДАНИЕ

Соломон Исаакович Воложин

О сколько нам открытий чудных…

Доклады для Пушкинской комиссии

при Одесском Доме ученых

Ответственный за выпуск

Штекель Л. И.

Н/К

Сдано в набор 2.02.2003 г. Подписано в печать 05.03.2003 г.,

формат 148×210. Бумага офсетная. Тираж 50 экз.

Издательский центр ООО «Студия «Негоциант»

270014, Украина, г. Одесса‑14, а/я 90