Андрей Курпатов - 3 ошибки наших родителей. Конфликты и комплексы

Например, от мальчика могут требовать послушания («Если папа сказал, значит, так и надо делать!») и самостоятельности («Где твоя ответственность — ты все должен делать сам!»), что иногда не так-то просто сочетать. Можно, конечно, быть послушным и исполнительным, но в этом случае трудно отвечать за свой поступок, да и проявить самостоятельность не представляется возможным. Что делать? Что в этом случае — «правильно», с точки зрения родителей, а что — «неправильно»? Ответить на этот вопрос, мягко говоря, проблематично! А на кону — любовь родителей, и это уже не шутки!

От девочки же ждут, что она, например, будет одновременно и рассудительной («Ты должна это понимать, ты же девочка!»), и чувственной («Ты ведешь себя, как мальчик! Ты же — девочка, ты должна быть мягче!»). Но что ей делать, если ее рассудительность не предполагает «мягкости» в том или ином вопросе? Что предпочесть? Что родители посчитают правильным в данном случае? И не лишится ли она их любви, если ошибется в выборе? Архисложная задача для детской психики, доложу я вам! Если же учесть, что под вопросом оказывается самое важное в жизни ребенка — любовь и благосклонность родителей, то понятно, что напряжение здесь титаническое.

Разумеется, родители делают все это из благих побуждений, но итог зачастую противоречит изначальной цели. Ребенок — это не плюшевая игрушка, у него есть еще и чувства, и другие желания кроме тех, чтобы быть любимым. Как согласовать все это — противоречивые ожидания родителей, с одной стороны, собственные желания и представления, с другой? При условии, что ожидания родителей не содержат в себе серьезных противоречий, а собственные желания ребенка относительно малы вследствие его общей психологической слабости, возможно, малышу это и удастся. Но во всех иных случаях мы получаем идеальную схему любого невроза.

В сказке, когда витязь оказывается на распутье перед указательным знаком, на котором написано: «Налево пойдешь — коня потеряешь, направо — сам не вернешься, а прямо — и не думай!» — он стоит на месте и мучается проблемой выбора. Когда же такая задачка предлагается ребенку — он встает на дыбы. И не потому что он вздорный, а потому что он в панике. Он не знает, что предпринять и как поступить, при этом что-то делать ему нужно. Вот мы и получаем «непослушного», «нехорошего», «отвратительного» мальчика или примерно такую же девочку, которые еще сохраняют надежду быть любимыми...

Думали ли наши родители об этом внутреннем конфликте своих детей? Боюсь, что нет. Оказывали они поддержку ребенку, оказавшемуся в такой ситуации? Вряд ли. И почему мы теперь удивляемся собственной тотальной неуверенности во всем и вся? Удивляться абсолютно нечему! Тревога нашла способ своего выражения — неуверенность, причем, всеобщую — ив себе, и в других, и в окружающем мире. Таков результат, с которым всем нам приходится жить.

Природа нашей неуверенности — реакции наших ро дителей на наше поведение. Иногда какая-то совершенно незначительная их реплика или просто мимическая реак ция, которую мы, как нам кажется, даже пропустили мимо ушей и, вполне возможно, быстро забыли, могла посе лить в нас тягостное чувство неуверенности и, соответ ственно, тревоги. В дальнейшем нам остается ее только развить и преумножить. Можно сказать, что родители, отказывая нам в поддержке и выказывая свое отношение к каким-то нашим действиям и поступкам, дают направ ленность развитию нашему будущему неврозу.

Случаи из психотерапевтической практики:

«Нет, не принцесса. Королевна!»

Значение отца в жизни девочки необычайно велико, причем оно столь же существенно, даже если его физически нет (бросил, умер, растворился в воздухе). Но если он есть — это или большая удача, или катастрофа, потому что, как я уже сказал, значение его в жизни девочки необычайно велико.

Катастрофы могут быть разные. Отец способен стать для дочери прообразом идеального мужчины, которого эта женщина будет потом подсознательно искать всю свою жизнь и, разумеется, безуспешно. Тех, кого нет, как вы понимаете, найти нельзя. Но возможен и другой вариант: отец может, наоборот, дискредитировать всю мужскую братию, убедив дочь своим поведением в том, что настоящих мужчин в природе просто не существует. В общем, вариантов почти безграничное множество.

И, может быть, худший из них проявляется досадной мелочью — отец, указавший на некрасивость дочери. Когда это делает мать (а матери делают это часто и в ряде случаев даже не подозревают об этом), девочка, разумеется, страдает, но куда в меньшей степени, нежели если это делает отец. Проще говоря, мать может говорить своей дочери, что она «страшненькая», что ее «никто замуж не возьмет», что она «не получилась» и «неизвестно в кого пошла», но все эти бесчисленные унизительные шутки подчас воспринимаются ребенком не столь болезненно, как одно какое-нибудь случайно брошенное отцом слово.

Одна из моих пациенток — пятнадцатилетняя девушка, страдавшая анорексией [10]— Анна, оказалась жертвой именно одного такого отцовского слова. Ее мать сама мучилась излишней требовательностью к себе и передала это свойство дочери. Впрочем, дети, как правило, перенимают родительские черты, существенно видоизменив их под себя. И если Анина мать была требовательна по отношению к себе, но пыталась, по мере сил, не слишком докучать своей требовательностью остальным, то Аня же совместила как требовательность к себе, так и требовательность к окружающим. Это превратило девочку в очень напряженного и вместе с тем агрессивного ребенка.

Правда, Анина агрессия была не прямой, а, как это часто бывает у женщин, пассивной (мы говорим в таких случаях о «пассивно-агрессивных» чертах характера). Аня проявляла свое недовольство окружающими не открытыми скандалами, не истериками, а обидами, высокомерностью, подчас грубостью, но всегда и неизменно «правильной». То есть она не была хамкой в привычном понимании этого слова, нет. Скорее напротив — в свои пятнадцать-шестнадцать лет была «воплощенной добродетелью», но не доброжелательной, а «со щитом и мечом».

Отец Ани был требовательным, но мягким. Такое случается, когда человек придерживается целой армады разных «правильно», но не диктует при этом свою волю, а пытается увлекать личным примером. У Ани с отцом часто возникали конфликты, но они, в большей степени, былипросто средством общения. Девочка не умела проявить свою заинтересованность в человеке иначе, кроме как ссорой, через претензии, борьбой самолюбий. В общем, конструкция этих отношений сверху донизу была патологической и даже уродливой, но все трое — и мать, и отец, и дочь — были в одной лодке, которой, каждый по-своему, дорожили.