Андрей Курпатов - 3 ошибки наших родителей. Конфликты и комплексы

В предыдущей главе мы рассмотрели условия, в которых формировался наш инстинкт личного выживания (или индивидуальный инстинкт самосохранения). Если этот процесс проходит не очень удачно, то нам предстоит мучиться чувством беззащитности — в том или ином ее виде. Теперь мы переходим ко второй части книги и будем говорить о групповом инстинкте самосохранения. Название странное, но попробуем разобраться.

Человек — существо социальное, а поэтому он должен иметь механизмы, позволяющие ему выжить в рамках его социальной группы. Если этот инстинкт не будет у него в добром здравии, то группа выведет его из собственного состава, а там — поминай как звали. Если же он с этой задачей справится, то и он сам, и его группа не погибнут в бесконечных раздорах и склоках. Так что эволюционное значение этой части целостного инстинкта самосохранения вполне очевидно.

Потребность в социальном одобрении и достойном социальном статусе — естественна для каждого человека. От того, насколько хорошо мы справимся с этой задачей, зависит и то, насколько мы будем чувствовать себя удовлетворенными жизнью. Надо ли говорить о том, как велика роль наших родителей в процессе формирования нашего группового (или — иерархического) инстинкта самосохранения? Надо, потому что они — наша первая «социальная группа», и от того, как мы обустроимся в ней, зависит и то, какими мы будем всю свою ближайшую жизнь.

Социальные отношения, то есть, проще говоря, отношения человека с человеком, — это, к сожалению, прежде всего выяснение «силы». В любом коллективе можно увидеть, что прежде всего его члены проверяют друг друга по критерию «силы» — кто сильнее физически, кто сильнее интеллектуально, кто сильнее психологически. Нам это важно знать, поскольку это определяет диспозицию сил в данном коллективе, хотя, конечно, такие проверки подчас выглядят не слишком красиво. Но что поделать, природа требует.

В детских коллективах эта борьба за власть заметнее, потому что проблема определения своего места, своей роли и своей власти, в конце концов, имеет для юных отпрысков и девиц первостепенное значение. Они еще не обтесались жизнью, они еще не знают, что «сила» — это в сугубо человеческих отношениях не главное. Хотя... Так или иначе, но впервые малышу предстоит помериться силами со своими родителями; именно с ними, со своим отцом и матерью, он вступает в «конкурентную борьбу». И, к сожалению, она редко делает его сильнее, скорее напротив.

Я мог пользоваться тем, что Ты давал, но лишь испытывая чувство стыда, усталость, слабость, чувство вины. Поэтому я могу благодарить Тебя за все только как нищий, но не делом.

Наше «я» возникло не сразу, оно формировалось постепенно, в возрасте от года до трех. И появление этой психологической инстанции было столь же драматичным, сколь и наше физическое появление на свет.

Гениальный психолог Л. С. Выготский, о котором я уже однажды подробно рассказывал, сделал в свое время замечательное открытие, которое назвал «кризисом трех лет». В этом возрасте ребенок впервые начинает ощущать себя как самостоятельную личность. И слово «кризис» здесь не случайно, потому что это время, когда малыш ведет себя ужасно, но не по природной своей вздорности, а просто потому, что именно в это время он пытается донести до окружающих и, кстати сказать, до самого себя, что он есть.

Слово «нет» в его репертуаре становится основным, он без конца капризничает, протестует и саботирует все подряд. Почему он это делает? Потому что только так он может почувствовать себя. Когда мы соглашаемся с кем-то или с чем-то, мы как будто отождествляемся с этим «кем-то» и «чем-то». Когда же мы не соглашаемся, протестуем, то напротив, утверждаем собственное «я», свое мнение, свою позицию.

Итак, в три года мы впервые ощутили свое «я», и это,в большинстве случаев, не сходило нам с рук. Родители были возмущены нашим непослушанием, сопротивлением, протестом. Они пытались «завернуть гайки», а мы пред принимали попытки выжить, застолбить свое местов группе — заставить их уважать и слышать себя. Разу меется, все это выходило и у нас, и у них не бог весть как, но выходило. И в этом противостоянии — абсо лютно естественном — стала кристаллизоваться наша личность. И то, какими мы стали, определяется, по сути, тем, как мы провели свои детские годы.

Теперь, прежде чем двигаться дальше, нам надо уяснить суть группового (или иерархического) инстинкта самосохранения. Иерархический инстинкт предполагает, что каждый член группы занимает свое место в иерархии — то есть определенное положение в отношении «верх—низ». На биологическом уровне мы понимаем, — кто сильнее, а кто слабее нас, чьи распоряжения являются обязательными к исполнению, а чьи могут быть проигнорированы. Мы готовы подчиняться, но только тем, кто, как мы чувствуем, имеет над нами власть, и хотим управлять теми, кто, как нам кажется, должен чувствовать себя в отношении нас подвластными.

Вообще говоря, иерархический инстинкт обеспечивает в природе сокращение количества внут-ригрупповых конфликтов, управляемость группы из одной точки («верха») и эффективность группы как целого. Действительно, если каждый член группы хорошо знает, кто чего стоит, ему легко выстроить правильную модель поведения, которая позволит ему, с одной стороны, избежать конфликтов с более сильными членами группы и, с другой стороны, быть более снисходительным в отношении слабых, поскольку те, в свою очередь, знают, на чьей стороне сила.

И мы должны осознать — это сидит в каждом из нас и от этого никуда не деться. Буквально холкой мы чувствуем тех, кому мы должны подчиняться, и тех, кто должен подчиняться нам. Причем степень нашего взаимного родства не имеет в этом вопросе никакого значения: мы боимся тех, кто «наверху», мы не принимаем в расчет тех, кто «внизу», и мы чувствуем себя наиболее хорошо с теми, кто с нами «на равной ноге».

Возвращаемся к нашей паре «родитель—ребенок». Родитель может сколь угодно долго уверять нас, что он «демократичен», что он «партнер» и «друг». Но мы, будучи его ребенком, чувствуем, что он «начальник», и он, кстати сказать, чувствует то же самое. Как, в таком случае, он будет воспринимать наши попытки заявить о своем «я»? Которые, на самом деле, есть самый настоящий саботаж, ведь мы — ни много ни мало — требуем признать свою суверенность, «незалежность», а проще говоря, пытаемся дискредитировать иерархический инстинкт.

Подобные попытки, конечно, возможны, но иерархическому инстинкту они не понятны. У животных, которые нам и оставили в наследство этот инстинкт, нет «я», а поэтому подобных проблем просто нет и не может быть. Так что здесь мы имеем классическую ситуацию — биологическое и че ловеческое внутри нас входят в жесткий клинч, вызывая тем самым массу самых серьезных и, зачастую, весьма неприятных последствий.Сейчас нам предстоит понять содержание этого конфликта. Вот ребенок сообщает о том, что у него есть его «я». Делает он это по-разному: не соглашается с родителем, спорит, игнорирует его распоряжения, показывает, что тот ему не указ. Малыш чувствует силу своего «я» и не собирается отказываться от тех дивидендов, которые оно ему сулит — право на собственное мнение, право на реализацию своих желаний, право на пресловутое «Нет!»