Эрик Берн - Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных

Саймон страдал не только от своего чувства вины, но и от блокированного напряжения страха. Заботясь о других, он был так занят, что сам не успел подготовиться к потрясению.

Когда он был контужен, то так быстро потерял сознание, что у него не было времени почувствовать страх, вызванный приближением снаряда. Иными словами, у него не было времени прочувствовать и пережить свой единственный страх. С помощью врача он смог пройти через это переживание в некотором гипнотическом состоянии и облегчить тем самым накопившееся напряжение страха. Вместе с врачом он ползал под столом, как будто это был окоп. И когда Саймон «увидел» приближающийся снаряд, он принялся без конца вопить:

"Ради бога! Влезьте в окопы! Ради бога! Прижмитесь к земле, ради всего святого! Ради бога! Влезьте в окопы!"

Как раз таким образом он облегчил бы свое напряжение страха во время сражения, если бы успел сделать это до потери сознания. После нескольких сеансов такого рода, в конце которых Саймон закрывал лицо руками и плакал, «увидев» своих солдат убитыми, его сны прекратились.

Почему же Саймон видел эти сны? По-видимому, это была попытка изжить свой страх в сновидениях. Если бы он мог продолжить свой сон до завершения, то кошмары могли бы пройти сами собой. Но он не мог этого сделать, в частности, потому, что слишком сильно упрекал себя за допущенную небрежность; упреки эти вызывали у него ощущение, что снаряд должен был убить его самого вместо солдат. По некоей непонятной нам причине направленное внутрь мортидо очень редко, или даже никогда, не проявляется во сне до конца. Если во сне человек в ужасе падает со скалы, то он всегда просыпается, не достигнув земли; охваченная страхом девушка, которая не может сдвинуться с места, когда на нее бросается великан с ножом, всегда пробуждается, прежде чем он ее схватит; или, уж если он ее схватывает, то в конце концов не убивает. Иначе обстоит дело в сновидениях, выражающих мортидо или либидо, направленные наружу: они часто длятся до завершения, то есть убийства или оргазма. Так как Саймон не мог дойти до конца в своих снах, он должен был в критический момент просыпаться. Однако с помощью врача ему удалось завершить это дело, которого он не мог окончить в естественном сне; скопившаяся энергия освободилась, и он снова стал свободным человеком.

Но психиатр на этом не остановился. При дальнейшем исследовании ему и Саймону стало ясно, что вся эта ситуация была повторением неких незавершенных эмоций детства: там была аналогичная мнимая «небрежность» в отношении младших сестер, когда одна из них была слегка обожжена во время большого пожара в Олимпии много лет назад. К концу лечения удалось справиться и с этим добавочным напряжением, погребенным в его психике в течение долгих лет и иногда вызывавшим у него ночные кошмары и сердцебиения еще до военной службы.

Более мягкие формы этого невроза случаются даже у людей, ведущих сравнительно спокойную жизнь и не помнящих за собой каких-либо эмоциональных потрясений; симптомами являются порывистость, неусидчивость, чрезмерная потливость, ускоренное сердцебиение, бессонница, ночные кошмары, ощущение изнурения и осунувшееся лицо. Эти симптомы настолько похожи на симптомы гипертиреоза, что в каждом случае, где возможно сомнение, вопрос должен решаться совещанием хирурга, терапевта (или эндокринолога) и психиатра. Дальнейшим поводом для смешения является тот факт, что болезнь щитовидной железы часто начинается с эмоционального потрясения; так обстояло дело с Полли Рид, отец которой держал магазин граммофонных пластинок по соседству с книжным магазином Сейфуса. Отец ее умер, когда ей было двадцать шесть лет, и сразу же после этого у нее начала увеличиваться щитовидная железа, причем наблюдался ряд описанных выше симптомов. Эти симптомы исчезли после удаления железы. Таким образом, болезнь щитовидной железы иногда трудно отличить от невроза беспокойства, поскольку эти болезни во многих отношениях сходны.

Вообще говоря, можно различать типы неврозов, подобные описанным выше; но в действительности неврозов столько, сколько и пациентов, так что определения вроде невроза навязчивости, истерии, невроза беспокойства и т. п. представляются искусственными. Сновидения Саймона Сейфуса, как и мысли Энн, имели характер одержимости, между тем как у Хораса, после снятия симптома конверсии, истерия превратилась в мягкую форму невроза беспокойства. Для точности следовало бы вовсе не называть болезней, а говорить о неврозе Саймона, Энн или Хораса. Поскольку, однако, большинство пациентов в течение длительного времени проявляют предпочтительно симптом определенного рода, то для удобства применяется некоторая классификация, так что психиатры могут понять друг друга, говоря, что симптомы пациента "относятся главным образом к группе навязчивости", "к группе истерии" или "к группе беспокойства". При этом, имея дело с пациентом, психиатры всегда помнят, что перед ними не пример болезни, а конкретный индивид, у которого пережитый опыт вызвал определенные напряжения, а это привело к некоторым мерам для частичного облегчения напряжений; он помнит, что у каждого свой собственный, время от времени меняющийся, способ обращаться с этими напряжениями.

Следует упомянуть еще два понятия, относящихся к классификации неврозов, – ипохондрию и неврастению. Ипохондриком часто называют всякого, кто без причины жалуется на здоровье; но подлинные ипохондрики встречаются относительно редко. Подлинный ипохондрик не только жалуется на свое здоровье, но хитрым образом использует эти жалобы, чтобы управлять своим окружением. Пациенты этого рода страдают от избытка направленного внутрь, или нарцистического, либидо. Они используют свою энергию, чтобы "любить самих себя". Они постоянно наблюдают за реакциями своего тела, поднимая тревогу при малейшей неправильности, примерно в стиле мистера Кроуна или мисс Эрис. Под малейшим предлогом они ходят к врачу или к какому-нибудь излюбленному ими шарлатану. Жилища их наполняются странными лекарствами и таинственными средствами для самолечения; и немало жуликов зарабатывает себе на жизнь, поощряя их страхи и льстя их себялюбию. Хозяйство их ведется исключительно ради их личного удобства, они не считаются ни с какими жертвами других членов семьи и поднимают шум из-за любого пустяка. Лечить ипохондриков очень трудно, потому что они настолько заняты сами собой, что ополчаются против любого намека на ненормальность их ощущений и приходят в ярость, когда кто-нибудь осмеливается посоветовать им обратиться к психиатру. Можно заметить, однако, что их поведение подходит под определение невроза. И если даже кажется, что они согласны сотрудничать, они почти неизлечимы. Легче было бы излечить Ромео от любви к Джульетте, чем ипохондрика от любви к самому себе.