Ирвин Ялом - Когда Ницше плакал

Брейер глубоко вздохнул.

«Может быть, когда-нибудь я это сделаю. Но сейчас не время. Слишком много сложностей личного характера. Я должен щадить чувства Матильды. Теперь. Теперь, когда я описал тебе мой терапевтический метод, ты можешь представить, сколько времени мне приходилось проводить с Бертой. Скажем так, Матильда просто не сможет оценить всю научную значимость этого случая – или не станет. Как тебе известно, она обиделась на меня из-за того, что я часами занимался Бертой, и на самом деле она до сих пор так злится, что отказывается говорить со мной об этом.

И еще, – добавил Брейер. – Я не могу оглашать в печати случай, который так плохо закончился, Зиг. Матильда настояла на том, чтобы я отказался от работы с этой пациенткой, так что в июле прошлого года я перевел ее в санаторий Бинсвагнера в Крузлингене. Она до сих пор лечится там. Ей было трудно отказаться от морфия, а некоторые ее симптомы, например, ее неспособность говорить по-немецки, возобновились».

«Даже если так, – Фрейд постарался уйти от темы гнева Матильды, – этот случай открывает новые горизонты, Йозеф. Это может стать началом принципиально нового терапевтического подхода. Давай разберем его, когда у нас будет больше времени. Мне бы хотелось услышать каждую деталь».

«С радостью, Зиг. В офисе лежит копия резюме, которое я отправлял Бинсвагнеру, – около тридцати страниц. Можешь начать с изучения этого резюме».

Фрейд достал часы. «О, уже поздно, а я до сих пор не услышал рассказ о сестре студента-медика. Ее подруга, которую она просит тебя вылечить при помощи твоего нового лечения словом, – она истеричка? С такими же симптомами, как у Берты?»

«Нет, Зиг, все гораздо интереснее. Это не истерия, и пациент не женского рода. Ее друг – мужчина, который влюблен или был влюблен в нее. Когда она бросила его ради другого мужчины, его бывшего друга, у него началась лихорадка несчастной любви с суицидальным уклоном. Разумеется, она чувствует себя виноватой и не хочет запятнать свою совесть человеческой кровью».

«Но, Йозеф, – Фрейд был явно поражен. – «Лихорадка несчастной любви» ! Это же не заболевание с медицинской точки зрения!»

«Моя первая реакция была такой же. Именно это я ей и сказал. Но подожди с выводами, пока не услышишь все до конца. История становится интереснее. Ее друг, который, совершенно случайно, оказался одаренным философом и близким другом Рихарда Вагнера, не желает помощи или, по крайней мере, слишком горд, чтобы ее просить. Она хочет, чтобы я был волшебником. Под предлогом консультирования по поводу состояния его здоровья она предлагает мне тайком облегчать его психологические страдания».

«Это же невозможно! Йозеф, ты же не собираешься браться за это!»

«Боюсь, я уже дал свое согласие».

«Зачем?» – Фрейд снова схватился за сигару и подался вперед, с нахмуренным, озабоченным положением друга лицом.

«Я сам точно не знаю, Зиг. С тех пор как я перестал заниматься случаем Паппенгейм, меня преследует усталость и ощущение бездеятельности. Может, мне просто надо чем-то себя занять. Но есть и еще одна причина, почему я согласился взяться за этот случай! Истинная причина! Сестра этого студента-медика удивительно настойчива. Какой бы проповедник мог из нее выйти! Сдается мне, она могла бы убедить коня в том, что он цыпленок. Она неподражаема, я не могу так просто тебе ее описать. Может, ты с ней когда-нибудь встретишься. Тогда ты все поймешь».

Фрейд встал, потянулся, подошел к окну и раздвинул бархатные шторы. Через запотевшее стекло ничего не было видно, и он расчистил небольшой кусочек носовым платком.

«Дождь все еще идет, Зиг? – спросил Брейер. – Позвать Фишмана?»

«Нет, он почти прекратился. Я пройдусь пешком. Но у меня есть еще несколько вопросов по поводу нового пациента. Когда ты с ним встречаешься?»

«Я еще не связывался с ним. Существует еще одна проблема. Фройлен Саломе сейчас в плохих с ним отношениях. Она даже показала мне некоторые его яростные письма. При этом она все равно уверяет меня, что „устроит“ для него консультацию со мной по медицинским вопросам. И я не сомневаюсь в том, что в этом случае, как, собственно, и всегда, она сделает все именно так, как планировала».

«А проблемы со здоровьем этого человека требуют консультации с врачом?»

«Несомненно. Он серьезно болен, с ним не смогли справиться две дюжины терапевтов, у многих из которых прекрасная репутация. Она перечислила мне длинный список его симптомов: сильные головные боли, частичная слепота, тошнота, бессонница, рвота, острое расстройство пищеварения, проблемы с вестибулярным аппаратом, слабость».

Заметив, как Фрейд в замешательстве трясет головой, Брейер добавил: «Если хочешь быть врачом-консультантом, тебе следует привыкнуть к таким сложным клиническим картинам. Полисимптоматичные пациенты должны быть хорошим уроком для тебя. Я буду держать тебя под рукой».

На мгновение Йозеф задумался: «Кстати, давай проведем небольшую контрольную. Итак, какой бы дифференцированный диагноз на основе этих симптомов ты поставил?»

«Я не знаю, Йозеф. Они не сочетаются друг с другом».

«Незачем так осторожничать. Просто догадайся. Думай вслух».

Фрейд вспыхнул. Как бы ни был он жаден до знаний, он не выносил демонстрировать свое незнание. «Возможно, рассеянный склероз или опухоль затылочной доли мозга. Отравление свинцом? Я даже не представляю».

«Не забудь про мигрень, – добавил Брейер. – Как насчет ложной ипохондрии?»

«Проблема состоит в том, – сказал Фрейд, – что ни один из этих диагнозов не объясняет наличия всех этих симптомов».

«Зиг, – сказал Брейер, вставая и переходя на доверительный тон. – Сейчас я раскрою тебе секрет мастерства. Когда ты будешь врачом-консультантом, это будет твоей золотой жилой. Я узнал это от Опползера, который сказал мне однажды: „У собак могут быть блохи. И вши тоже“.

«То есть у пациента может быть…»

«Да, – ответил Брейер, обнимая Фрейда за плечи. Двое мужчин вышли в длинный коридор. – У пациента могут быть два заболевания, и на самом деле так и бывает с теми, кто приходит к доктору».

«Но давай вернемся к психологической проблеме, Йозеф. Твоя фройлен утверждает, что ее друг не согласится признать наличие у него психологических проблем. Если он не признает таким же образом свои суицидальные наклонности, как же ты будешь лечить его?»

«С этим не будет проблем, – с уверенностью сказал Брейер. – Когда я читаю историю болезни, я всегда нахожу возможности обратиться к психологии. Например, когда я расспрашиваю о бессоннице, я часто интересуюсь, какие мысли не дают пациенту уснуть. Или, после того как пациент перечислит мне все свои многочисленные симптомы, я выражаю свое сочувствие и между делом интересуюсь, не сломила ли его болезнь, не опускаются ли у него руки, нет ли у него желания умереть. Редко когда после этого пациент не начинает рассказывать мне обо всем».