Мелисса Кацулис - Тайная жизнь мужей. Все, что вам нужно знать о своем главном мужчине

И я еще не упомянула клан молодых мужей, собирающихся вместе за чашечкой кофе или выходящих вместе на прогулку с детьми. Но это скорее в тему мужской дружбы, нежели отцовства (чтобы семеро парней встречались в десять попить вместе молока? И поболтать? Э-э-э…).

И все же уверенное распространение кафе, где присутствие ребенка никого не раздражает, и возрождение культуры кофепития в городе говорит о том, что мужчины спокойно могут работать во время плотного завтрака или обеда и в перерывах следить за детьми. По всей Европе открываются особые заведения, сочетающие детскую площадку (на заднем дворе) с модным кафе, расположенным во входной зоне. Поскольку только настоящие мужчины – перфекционисты, вечно все коллекционирующие и каталогизирующие, – сходят с ума по глотку «первоклассного» кофе, думаю, не согрешу против истины, если предположу: именно на них держится современный рынок холодных напитков и кофе арабика, выращенного на ферме, который подают парни с модными бородками в фартуках из необработанного льна. А если при этом малыши еще могут пойти поиграть в игрушки из цельного куска дерева – тем лучше: общественность не возмутится, что отцы отвлекают их смартфоном, пока сами пьют кофе. И всем хорошо. В моем районе подобный концепт был успешно реализован несколько лет назад одним из отцов, который руководил церковным хором матерей и детей, но в какой-то момент обнаружил нехватку чего-нибудь менее шумного и более подходящего для мужчин. Его стильное и модное кафе в индустриальном стиле стало любимым местом встречи «воскресных пап», пап-домохозяев и родителей, для которых пить кофе в кафе перед работой – ежедневный ритуал. Они приезжают сюда даже из соседних районов.

Выйдя оттуда и дойдя до парка, мы обнаружим, что мужья тоже собираются на детской площадке – но у них все происходит иначе, чем у матерей. Они приходят не чтобы посидеть и посплетничать с другими родителями, а для активного участия в формировании характера и физического развития малышей. Папы подсказывают им новые маршруты, когда те карабкаются по турникам, и подбадривают, когда детишки повисают на рукоходе, зацепившись одной крошечной потной ладошкой. Их задача – исследовать границы возможностей собственного ребенка, иначе все это – пустая трата времени. Если же отпрыск не нуждается в родительском контроле или у мужа день не задался, последний может сидеть, скорбно уставившись в одну точку, как истукан в спортивной одежде (разумеется, не в телефон, ведь это означало бы, что ему нет никакого дела до своего ребенка). «Отцы на детской площадке: исследование феномена скуки» – так называлась бы воображаемая картина, которую я много раз мысленно начинала писать, наблюдая за ними, пока мои собственные дети срывались с турника. Нечто среднее между Лоуренсом Лори и Отто Диксом. Очень трогательно. [17] [18] Немецкий живописец и график.

Единственным местом, где я никогда не видела мрачных или агрессивных отцов, был Осло с его детскими площадками. Мы жили там несколько месяцев, когда дети еще были маленькими. Казалось, мужчины в этом городе, славящемся своим дружелюбным отношением к семьям, пребывают в полной гармонии с собой: немного болтали, немного играли, ели, отдыхали на скамейках, демонстрировали полный либерализм и вообще чувствовали себя совершенно комфортно в своих куртках «Дидриксон». Я уж было решила, что норвежские мужья – это такие счастливые принцы современного отцовства, пока не прочла книгу «Моя борьба» Карла Уве Кнаусгора.

Этот скандинавский громовержец европейской литературы пишет о браке и отцовстве с обезоруживающей прямотой. Его прозаичные исследования адских детских вечеринок и странных детских музыкальных групп уже стали классикой, заставляющей любого, кто хоть раз держал в руках пачку подгузников, горько кивать в знак согласия с каждым предложением. Однако в последней части шеститомной, невообразимо многословной, романизированной автобиографии он признается во всех прегрешениях, совершенных один на один со своими детьми. Часто мужчина настолько погружался в работу над очередной книгой, что, внезапно опомнившись у газетного киоска или на набережной канала, лихорадочно думал: «Дети! Где дети?!»

Он вспоминает, как забирал их из детского сада, когда жена была в отъезде, и двое младших заснули, едва приехав домой. Как и любому человеку, у которого есть малыши, ему нужно было решить: позволить ли им отдохнуть сейчас и готовиться к побоищу, которое неминуемо произойдет позже, когда в одиннадцать вечера они еще не захотят спать? Он в отчаянии и лихорадке. Он – современный отец. Поэтому просто не мешает им спать. И – о чудо! Невероятно! Они не просыпаются весь вечер и всю ночь! Папа просто переносит их в их постельки и не будит, чтобы накормить ужином или переодеть. Половина родителей, читающих эту книгу, сочтут его человеком-легендой и мысленно поднимут кулак в триумфальном жесте, поражаясь такому неслыханно удачному стечению обстоятельств. Другая половина ужаснется столь отчаянному нарушению распорядка.

Карл Уве признается, что кричит и периодически вымещает на них плохое настроение, а порой они ужасно его бесят. Он курит, сажает детей перед телевизором, когда нужно поработать. Он хочет, чтобы они заткнулись. Большинство родителей периодически испытывают подобные чувства или ведут себя подобным образом, но мало кто не боится в этом признаться, не говоря о том, чтобы сделать подобное в письменной форме и опубликовать. Для этого нужно в полной мере осознавать собственную степень неуверенности в себе. А Кнаусгор открыто – в книгах и интервью – заявляет, что стыдится себя почти постоянно. Это его фишка. При этом, осознавая собственные недостатки, он искренне обожает отпрысков и заботится о них, и дети об этом знают.

Тут сам собой возникает вопрос: как эти условия постоянной борьбы современного мужа с проблемами воспитания детей влияют на отношения супругов. Все мы помним невероятно смешные колонки советов 1950-х годов, где рекомендовалось оградить мужей от крови, пота и слез (а также бананового пюре и депрессии) – неизменных спутников воспитания потомства. Одна моя знакомая матрона – теперь ей под девяносто – ужасалась при одной только мысли, что молодые женщины не ходят постоянно накрашенными перед супругами. А что думают они сами об установке на принятие спутницы со всеми недостатками? Является ли подобная «дружелюбная реальность», достигаемая в результате демонстрации послеродовых растяжек, равноценной заменой мечте о том, чтобы, придя домой, увидеть свежевымытых детей и накрашенную жену при полном параде, которой не терпится подать вам ужин и молча сидеть рядом, пока вы читаете газету? Даже если не брать во внимание священный ужас, испытываемый при виде родов собственной жены, ежедневный стресс, которому подвергается брак в процессе воспитания, – неплохая встряска для молодых мужей. Как сказал мне один из отцов спустя несколько лет после рождения младшего ребенка: